Дубровин склонился к плечу Кострова.
— Брат моей жены был генералом. Известный японовед Власов. Не слышал?
— Как же! Либерал и меценат, автор очерков «У истоков японской культуры»?
— Он! Много помог нам Власов в японском плену. Он был в Токио военным атташе. У него и выросла Вера, училась в японской гимназии.
— Не думает генерал возвращаться в Россию?
— Все время рвался в Россию, Октябрьскую революцию принял восторженно, но не дожил…
— Выходит, Вера японский язык знает?
— В совершенстве. Работала переводчицей в министерстве иностранных дел. Не хотела на дядиной шее сидеть.
Костров в задумчивости пощипал свои коротко подстриженные усы и, коснувшись руки Дубровина, тихо сказал:
— Знаешь, Володя, идея одна хорошая есть. Нам надо свои глаза и уши иметь. Устроить бы своего человека в японское или американское консульство. Как ты думаешь? Твоих здесь никто не знает?
— Не знают, они почти всю жизнь прожили в Токио. С Агнией мы не венчаны, не согласился ее отец. Ну, а мы по-своему решили. Так и остались жена и дочь Власовыми.
— Совсем хорошо!
Дубровин покосился на Кострова, поймал его взгляд.
— Задал ты мне задачу…
Над корпусами механического завода колыхались вихри пламени из вагранок.
Люди работали дни и ночи. Тысячи винтовок, собранные по селам и станицам кружками коммунистической молодежи, ждали ремонта. Крестьяне и казаки охотно отдавали берданы, двустволки, винчестеры, старинные кремневки.
Костров приехал на завод, чтобы выяснить, как обстоят дела, и побеседовать с рабочими. Хотелось ему повидаться с дочерью, которая поступила сюда работать.
В дверях цеха его встретил Дубровин.
— Богдан Дмитриевич, первая партия винтовок готова.
— Сколько?
— Две тысячи шестьсот штук.
— Сейчас же отправить!
— Сейчас нет свободных людей. Может, до утра?
— Каждая минута дорога. Надо поддержать Сергея Лазо.
Через полчаса Дубровин доложил, что груз отправлен на товарную станцию.
— Кончай, Володя, свое дежурство, иди отдыхай, я здесь до утра.
К Кострову подошел мастер Фрол Чубатый, жилистый, подвижный. Седая грива украшала его голову, свисали седые усы, длинные, как у запорожца. Взгляд острый, цепкий. От него пахло горелым каменным углем, жженой глиной, окалиной. Мельчайшая черная пыль въелась в лицо.
— Скоро, Митрич, еще одна пушечка будет готова! Пушечки, волчья сыть, не хуже крупповских.
— А со снарядами как?
— Маракуем помаленьку. Свинца для шрапнели не хватает, нутро рубленым железом начиняем. Две тысячи можно отправлять Лазо, дай ему бог здоровья. Бьет белых-то?
