Кисет пошел по рукам.
— Ядреная табакуха, нашенская, — восхищались мужики. — До самых пяток прожигает, давненько этакой-то не куривали.
Покурив, мужики притихли. Костров с живым интересом расспрашивал их о положении в уезде.
— Лихолетье на Руси, Митрич, кто взял булаву, тот и атаман. Как жить будем?
Знал Ожогина Костров, старик себе на уме, вызывает на откровенный разговор. И он не стал уклоняться от прямого ответа:
— Охотников до булавы, конечно, много есть и будет, но булава в надежных руках. Теперь не вырвут! Рабочие и крестьяне должны действовать — революция требует риска, смелости, дерзания. Не большевики первые, а Корнилов поднял меч. Они идут к гражданской войне. Кровь будет литься, как вода, и земля пропитается слезами, но народ победит. Сами знаете, волны разбиваются одна за другой, но океан все-таки живет.
Прищурившись, Сафрон Абакумович глядел в упор на Кострова, время от времени кивая головой в знак согласия.
— А нельзя ли все-таки без крови?
— Видел ли ты, Сафрон, дерево, которое выросло, не испытав ударов грозы, порывов ветра? Никакая кровь во внутренней гражданской войне не сравнится с той кровью, которую пролили империалисты.
Мужики одобрительно крякнули. Сафрон Абакумович откинул со лба волнистую прядь.
— А почему во властях подвизаются такие вот, как Колька Жуков?
Костров выколотил трубку, умял пальцем табак.
— А ты, что ж, хочешь и сталь сварить и шлака избежать? Шлак, Сафрон, неизбежен при плавке стали. Не тревожься, Колька от нас не уйдет. Много ли навластвовал Селиверст в Совете?
Скрипнула дверь, на пороге появилась Агафья Спиридоновна.
— Ну и чадят, солнышко померкло, — всплеснула она руками. — Хватит, отец! Гости оголодали, а ты байками их угощаешь.
Сафрон Абакумович усмехнулся.
— Такие байки, мать, сытнее пельменей.
— Ладно, ладно, пошли.
Крестьяне попрощались, разошлись. Костров взял под руку Федота.
— Пойдемте с нами, разговор не окончен.
После обеда Костров, Сафрон Ожогин и Федот Ковригин сидели в горнице. Спорили до хрипоты, обсуждая состав будущего исполкома. Сейчас, когда надо было брать в свои руки власть, одолевали сомнения. Справятся ли? Уезд большой, работы уйма, неурожай разорил много крестьянских хозяйств. Близился сев, а семян нет, лошади отощали. Все задолжали Жукову. У него-то амбары опять ломятся от зерна — у него и сила.
— Ну, а головой в исполком кого? — спросил Костров.
Федот зашагал по избе. Старик Ожогин опустил взгляд на пол.
— Федот, ты фронтовик? — спросил Костров.
