— Эгей, соколики!
Костров обругал себя за минутное колебание, поднялся.
— Стой, ямщик!
Селиверст Жуков, стоявший на крыльце, крикнул:
— Раззява, чего уши-то развесил, гони-и-и!
Ямщик вытянул жеребца ременным кнутом, нагло подмигнул седокам:
— Сидите, комиссарики! Прокачу, аж дух захватит!
С крутого берега тройка вылетела на широкий речной простор и скрылась в снежной мгле.
— Вернемся, Богдан!
Ольга требовательно посмотрела в лицо мужа. В станице что-то происходило. Надо было действовать, действовать немедленно. Костров выхватил из кобуры маузер, яростно крикнул:
— Кому сказано, назад!..
Между тем мужики, проводив глазами тройку, мрачно переговаривались и хотели уже расходиться. К ним подошел Сафрон Абакумович, выслушал, поцарапал затылок.
— Приходите ко мне вечером, начнем сами действовать.
— Во, дядя Сафрон, это дело! — обрадовался Федот.
Неожиданно тройка взлетела обратно на косогор. Приезжий стоял с маузером в руке. Лицо ямщика было испуганным. Жуков куда-то исчез. Кошеву облепили со всех сторон.
— Здравствуйте, товарищи! Не узнаете?
— Он, он, батюшка! — всплеснулся в толпе чей-то старушечий голос. — Да это ж наш поселенец, Митрич!
Старик Ожогин подошел вплотную к кошеве. В его больших глазах светилась улыбка. Костров спокойно выдержал этот проницательный взгляд, протянул руку.
— Ну, Сафрон, признал?
— С первого взгляда, Митрич, признал.
Старые знакомые обнялись, потрепали друг друга по плечу.
— Ты что, не начальствовать сюда приехал?
— Нет. В Питер еду. Интересуется Владимир Ильич Ленин положением дальневосточного крестьянства, вот и вызвали меня в Петроград.
Сафрон Абакумович взял под локоть Ольгу и, пошучивая с застенчивой, повзрослевшей Наташей, повел в свой дом. Знакомые крестьяне обступили их.
— Тихон-то не женился? — вспомнив друга детства, спросила Наташа.
— Он девок, как ладана черт, чурается.
— А ты что же? Вымахал под потолок, а тоже раздумываешь? — подхватил Костров, обращаясь к Федоту.
— Мы, дядя Богдан, с дружком два ичига пара. Припаяешь сердечишками, не оторвешь. А времена-то не для свадьбы, а для драки. Не так ли?
Костров удивился: зорок парень, умен. А ведь давно ли мальчишкой табуны гонял?
— Любовь не курево, отвыкнуть можно.
— Эх, дядя Богдан! — вздохнул Федот. — Баба што водка, начнешь лакать, не оторвешься.
Ольга с Наташей вошли в избу, а Костров присел на крыльцо. Расселись и мужики. Костров достал кисет, набил трубку.
— Как, Сафрон, разрешаешь?
— Кури, Митрич, кури.
