— Сестренку Нинку японцы повесили…
— За что?
Подхорунжий пожал плечами, не ответил.
— Эх, уж теперь-то моя шашка умоется в их крови…
Глаза казака зловеще сверкали.
Суханов переглянулся с Масловым, сказал:
— Вот если бы в баню, заела вошь… ну и бумаги бы…
— Устрою, завтра сведут. Все сделаю.
Подхорунжий захлопнул двери, забренчал ключами.
Вечером он повел арестованных в баню. В раздевалке их встретил старый китаец с седой косой. Он вполголоса сказал:
— Моя Цао Ди-сю! Вошка надо жарить?
Суханов показал глазами на гимнастерку. Китаец кивнул головой и, забрав грязное белье, ушел.
На следующую ночь подхорунжий снова пришел, принес бумагу и карандаш. Он рассказал о забастовке. Бастующие требовали освобождения депутатов Совета.
— Что делается во Владивостоке — не рассказать: как в котле бурлящем все прет через край. Попы молебны служат, а японцы на улицу нос боятся высунуть.
Казак вынул из кармана пачку махорки. Курили жадно, пока цигарки не стали жечь пальцы.
— Ухожу я, невмоготу, а следа нет… — сказал Кожов.
— Ищи и найдешь! По готовому следу настоящий охотник не ходит, — заметил Суханов.
— Это верно! Ну покедова, жив буду — встретимся.
— Помни одно: хочешь служить народу — действуй с умом и пользой. А так сгинешь без толку.
Через несколько дней правительство Дербера обнародовало решение об освобождении председателя Владивостокского Совета Суханова. Подкошенный туберкулезом, почти умирающий большевик не казался оккупационным властям опасным. Вместе с тем власти сочли нужным пойти на этот шаг, чтобы не вызывать излишнего озлобления у населения города.
Утренний ветерок рассеял туман, накрывший скалистые берега, брызнули лучи яркого летнего солнца.
Андрей, сидевший на берегу, отложил книгу. Огляделся кругом, поразился произошедшей вокруг перемене. Недавно еще хмурое небо теперь сияло нежной голубизной.
Сбросил на камни одежду, растянулся на горячем песке. Он ждал.
С отвесной скалы покатился гравий. С обрыва, цепляясь за карнизы и уступы скал, спускался какой-то человек, одетый в бархатную поддевку, как приказчик. Андрей увидел его, но не переменил положения, не поднялся навстречу. Только придвинул к себе брюки, где в кармане лежал браунинг.
— Здравствуй. Ты молотобоец? Нож не откуешь? — спросил незнакомец.
— На заводе запретили ножи ковать, — ответил Андрей. — Вот держи мой складешек, сгодится.
Андрей протянул незнакомцу свой перочинный нож. Незнакомец осмотрел нож и, оглянувшись по сторонам, сдернув с головы парик, вынул крохотный восковой шарик.
