Потерять и найти | страница 133



13. Автору романа, Брук Дэвис, чуть за 30 лет. Как точно ей удалось запечатлеть образы пожилых Агаты и Карла и крошки Милли?

14. Если бы вы могли задать автору вопрос, что бы вы у нее спросили?

15. Представьте, что можете пообщаться с одним из персонажей книги. С кем бы вы хотели поговорить и о чем?

16. Насколько важны второстепенные герои книги: Хелен, Стэн, Стелла, Джереми, Мелисса и Дерек? Вам хотелось бы знать историю кого-то из них?

17. Какой матерью станет Милли? Как все то, что случилось после смерти отца, отразится на ее воспитании детей?

18. Как вы думаете, что случится, когда Милли снова встретится с матерью?

19. Чего вы ждали от этой книги, когда начинали ее читать? Оправдались ли ваши ожидания?

20. Понравилась ли вам концовка романа?

Познать мир вновь (статья Брук Дэвис)

Это сокращенная версия статьи, опубликованной в 2012 году в выпуске журнала «ТЕКСТ: журнал о писательстве и писательских курсах». Полная статья, а также полный список литературы доступны на сайте: www.textjournal.com.au/oct12/davis.htm

Первым мертвым человеком, которого я увидела, стала моя мама. Все было не так драматично, как звучит: я была именно там, где смотрят на мертвецов, и знала, что это произойдет, – но мне все равно было очень тяжело. Маленькая комната, мамин гроб посередине, цветы во всех углах комнаты. Ее глаза были закрыты, и белый шелк окружал тело, касаясь кожи. Помню, мне показалось, что морщинок у мамы стало меньше. Рубашка, застегнутая на все пуговицы, чужой макияж и опущенные уголки губ (я никогда их такими не видела). На теле не было всех тех линий, складок, бугорков, которые я знала. Все это с декоративной подсветкой в придачу придавало ей такой странный вид, точно это витрина с выставленным на продажу гротеском.

Это слово – «горе» – никогда не было мне нужно, а потом вдруг стало необходимо и даже недостаточно. Как и у Милли и, подозреваю, у многих детей с Запада, моим первым Мертвым созданием стала наша собака Бри. Меня тогда не было дома, поэтому я так и не увидела ее тела. И к тому холмику в земле, у бабушки под лимонным деревом, я никогда не испытывала привязанности.

Потом была Франческа – моя шумная подружка, с которой я дружила, пока жила в Америке. Когда мы вернулись в Австралию, родители привели меня в мою комнату и закрыли дверь. «У нее сердце остановилось», – сказала мама и заплакала. Я дождалась, пока они уйдут из комнаты, и тоже заплакала. Не знаю, почему, но я всегда стыдилась слез. У себя в дневнике я записала: «Когда кто-то умирает, кажется, что у тебя булавки и иголки». Понятия не имею, что это значит, и, думаю, не имела и тогда. Но я помню, как пыталась насильно выдавить из себя грусть. Помню, как меня мучили угрызения совести за то, что я почти ничего не чувствовала. Мне было девять; я тут же нашла себе новую лучшую подружку, а Франческа превратилась в расплывчатое пятно в моей голове, которое больше ничего не значило.