Синие тени в тайге стали гуще и заметно удлинились. Аднак встретил своего друга у лаза в избушку. В отсутствие Сыхды он не беспокоился — знал, что тот не собьется с пути, не растеряется при встрече со зверем, не ввяжется ни в какую сомнительную историю. Правда, Аднаку сейчас приходила мысль: не заболела ли снова у Сыхды поясница, как тогда, осенью, когда Аднаку пришлось тащить его на себе много километров.
— Где был, сюдак? — безо всякого интереса, просто для того, чтобы заговорить, спросил Аднак.
— Рябчиков попугал мал-мало, — улыбчиво ответил Сыхда.
— Хитер ты, как лиса. Почему же я не слышал выстрела?
— Я далеко ходил.
— Почему же у тебя шаг твердый?
Все понимал Аднак, и утаить от него что-нибудь было не так просто. Но Сыхда все-таки утаил талисман. Этот дорогой ему красный клочок он доставал из-за пазухи лишь по ночам, когда Аднак спал, доставал и прижимал его к своим пылающим обветренным губам.
Спустя два дня, Сыхда снова отправился к березе и на той же ветке нашел еще одну кумачовую ленточку. И ее бережно положил за пазуху. А потом так и повелось: Сыхда приходил к березе, и его там ожидал заветный клочок ситца. Только самой Тайки, а он был убежден, что сюда приходила именно она, Сыхда никак не мог встретить. И однажды он решил во что бы то ни стало дождаться ее у березы.
В это утро он поднялся затемно. Наскоро поел настроганной мерзлой сохатины, предупредил Аднака:
— К обеду не жди, брат. Приду не скоро.
Белесое солнце едва поднялось над холмами, Сыхда был уже на месте. Он не стал выходить на поляну, а в стороне от нее, в низинке, снял лыжи, развел слабенький костерок. Чтобы не было дыма, Сыхда бросал в костер бересту да сушняк, которого насобирал несколько охапок.
Если в низинке встать в полный рост, взору открывалась поляна с березой, на той березе сегодня еще краснел Тайкин талисман. Она придет, чтобы убедиться, взял ли Сыхда ситцевый лоскуток, а если взял, повесить новый.
Сыхда сжег весь принесенный им валежник, когда на другой стороне поляны показалась смутная черная тень. Она скользнула по крутому склону холма и потерялась в распадке, а потом появилась значительно ближе.
Как он и предполагал, это была Тайка. Все в той же рыжей шубке, с ружьем за спиной, она, прежде чем подойти к березе, остановилась и огляделась.
Сыхда, неотрыво наблюдавший за Тайкой, засвистел и залаял и снова засвистел и жалобно заплакал ребенком:
— Уа! Уа! Ай-ай! Уй-а! Угу! Угу!
— Господи, леший! — вскрикнула Тайка. Бросилась бежать к дому, да ноги у нее подкосились, и на лыже порвался ремень. Пугливо оглядываясь, дрожащими руками стала ладить лыжу, а визг и хохот донесся уже спереди:
