Такова жизнь. Или ты нагибаешь, или тебя нагибают, третьего не дано. Меня тоже, конечно, нагибают, но только один-единственный человек. Да и какой! И нагибает-то, в общем, не слишком, вроде как я у него ценный сотрудник. Обращается почти уважительно. Тем не менее каждый раз, когда он вызывает меня к себе я, фигурально выражаясь, переодеваюсь в чистое. Потому что будь я хоть трижды ценным сотрудником, а от Льва Ройзельмана вполне можно выйти вперед ногами или чего еще похуже. Словом, я по-прежнему боюсь его и по-прежнему преклоняюсь перед ним – все в одном флаконе.
Вот и сегодня утром он снова меня вызвал. Да не в кабинет, а в лабораторию. Это было еще хуже, поскольку будило подспудные страхи – вот возьмет шеф, да и использует тебя, как материал для опытов. Войдешь вице-директором, а вынесут упоротым чучелком. Но глаза боятся, а руки (или, в данном случае, ноги) делают, так что вскоре я, переодевшись в легкий костюм биозащиты, входил в колдовскую башню моего патрона, внешне, правда, мало чем отличающуюся от самой обычной операционной. Очень крутой, впрочем, операционной. Самой-самой-самой.
Да уж, похоже, скоро нам действительно предстоит узнать о новом изобретении великого Льва Ройзельмана. Не сомневаюсь, что оно будет сенсационным, тем более не сомневаюсь, что далеко не всем оно придется по вкусу.
Ройзельман стоял у секционного стола. Когда он работал, то просто преображался, даже молодел – сейчас от его сутулости и следа не осталось. Его осанка напомнила мне гравюры с изображением прусских офицеров. На секционном столе перед ним лежало обнаженное женское тело – хрупкое и очень изящное. Прямо-таки не верится, что такие девушки могут существовать в нашем грубом и, что греха таить, грязноватом мире.
– Оцени, какая ювелирная работа, – небрежно кивнул он. – Какая чистота линий, какая грациозность. Совершенство, да и только.
– Она – человек?
– Киборг. Это тело полностью напечатано на моем принтере. Ну, скажем, частью напечатано, частью выращено в колбах и кюветах, но дела это не меняет. Все, как говорится, при ней, кроме одного, – если бы я его не знал, я мог бы поклясться, что на этих словах он вздохнул.
– Вы хотите сказать…
– Именно, – легкий, почти незаметный кивок подчеркнул значимость сказанного. – Это тело было создано без мозга, разумеется. Сам знаешь, воспроизводить его какими бы то ни было способами нет смысла. Неужели ты хочешь что-то спросить? Вижу на твоем лице явственно нарисованное недоумение.
