Из этого не следует, что мои молодые товарищи были для меня чужими. Наоборот, они много содействовали тому, чтобы примирить меня с моим новым положением. Мне было особенно приятно, что они все вступили в Ассоциацию ветеранов Карнеги, которая перестанет существовать только тогда, когда умрет ее последний член. Раз в год они собираются у нас в доме на общий обед; многим из наших ветеранов приходится приезжать для этого издалека. Когда мы построили себе в Нью-Йорке новый дом, моей жене первой пришло в голову созвать на новоселье всех наших ветеранов. «Прежде всего товарищи по работе», — сказала она. Я рад, что она относится к ним с такой же симпатией, как и я. Полное доверие, общие цели, один за всех и все за одного, взаимная теплая привязанность — вот что объединяет нас всех, как братьев.
Другое торжество, тоже происходящее ежегодно в нашем доме, — это литературный обед, устраиваемый нашим другом мистером Ричардом Уотсоном Гилдером, издателем журнала «Century». Его остроумные выдумки очень оживляют наши сборища. Когда к обеду ожидается какой-нибудь почетный гость, Гилдер украшает меню у каждого прибора ловко подобранными цитатами из его произведений.
Однажды он явился задолго до обеда, чтобы проверить распределение мест за столом, и, к своему ужасу, обнаружил, что места Эрнеста Сетон-Томпсона >64 и Джона Берроуза >65 находятся рядом. Он нашел, что это совершенно невозможно, потому что между ними как раз в то время происходили горячие споры о привычках диких животных и птиц, и оба были настроены воинственно друг к другу. Поэтому он переменил карточки. Я не возражал, но немного погодя тихонько пробрался в столовую и переложил карточки на прежние места. Гилдер был немало изумлен, когда увидел, что оба недруга сидят за столом рядом. Кончилось дело так, как я и ожидал: они помирились и расстались добрыми друзьями.
Никто из моих друзей не радовался так моему уходу от дел, как Марк Твен >66. Публика знает его только с одной стороны — как юмориста. Но она не знает, что в политических и социальных вопросах он отличался искренней убежденностью и большой нравственной высотой. Единственным в своем роде было празднование его семидесятилетия. Преобладал, конечно, литературный элемент. Все чествовали его в своих речах как писателя. Когда очередь дошла до меня, я развил ту мысль, что наш друг как человек стоит на такой же высоте, как и писатель. Вальтера Скотта и Марка Твена объединяет общая судьба: оба они пострадали от ошибок обанкротившихся партнеров. Перед ним были два пути. Один, удобный и короткий, — согласно предписанию закона предоставить свое имущество кредиторам, пройти через банкротство и затем начать все сначала. Другой — длинный, тернистый и трудный: борьба за существование, в которой пришлось принести в жертву решительно все. Он решил просто: «Дело не в том, что я должен своим кредиторам, а в том, что я должен самому себе». Для большинства людей наступает момент, когда обнаруживается их истинная сущность. Наш друг вошел в огненную печь человеком и вышел оттуда героем. Он объездил весь свет, читая повсюду лекции, и из доходов с этих лекций выплатил все свои долги до полушки. Его жена сопровождала его повсюду, как ангел-хранитель.
