Вскоре Санитару все реже удавалось предпринимать свои опасные вылазки. Хитроумные ловушки, петли, клейкие коврики, звенящие банки заполонили коридоры и комнаты дворца. А в тронном зале дежурила сама принцесса-фея, вооруженная арбалетом.
В последний приход Четырбока енот был на грани капитуляции. Он был зажат в хозяйственной части дворца, около кухни. Эскулап, весь облепленный клейкими ковриками и гремящий банками, сунувшись на кухню в поисках Пины, чуть не получил стрелу в голову.
— А, это вы, любезный! — кровожадно процедила воительница. — Как там погодка?
Вторая стрела была выпущена в скрипнувшую дверь одной из кладовок. После чего, учуявший приход доктора, немного потянув время, Санитар выбросил белый флаг.
Когда боевой пыл принцессы-феи немного улегся, Четырбок повел Пину в потайной погреб. Там на многочисленных полочках аккуратно были разложены трофеи «отнимателя»: засохшие пирожные, булочки, бутерброды, вазочки с растаявшим мороженым.
— Вот видите, милочка, — назидательно произнес Четырбок, — все это вы хотели скушать. Теперь же, — доктор поправил пенсне, — мы с большой долей утерянности… Или умеренности?.. В общем, рад сообщить, что ваше недоумение… Гм, то есть недомогание прекратилось. Теперь и в Расшир не стыдно возвращаться. Поздравляю, голубушка!
* * *
А в это время, кроители выстраивались в шеренги и замирали, с фанатичным обожанием взирая на Правителя Дерга. Правитель приказал устроить смотр войскам на площади перед ласиотским портом.
За несколько месяцев численность новой армии выросла втрое. И не удивительно. Ведь островитяне, вступившие в ряды сторонников «справедливого распределения», получали еженедельный запас усмарила и список разрешенных заклинаний, утвержденный Правителем. Список охватывал все потребности съедобного и несъедобного свойства, в полной мере удовлетворяющие представлению хойбов о безбедной жизни.
«Пришельцы хотят отнять у вас ваши привилегии! — потрясал кулаками бывший предводитель повстанцев с острова Синей ящерицы. — Вы готовы сражаться за сытный обед и за вашего Правителя?» И солдаты, вздымая вверх копья, орали: «Да-а-а!»
Однако Правителя боялись больше, чем любили. Он все больше и больше напоминал прежнего Верховного консула Мазлуса Горха. Глаза Дерга метали молнии, а каркающий, с недавних пор, голос леденил душу. Сомневающиеся и недовольные вокруг него давно уже перевелись — всех извели новые приспешники, объявляя врагами народа.
