Остальных выживших мы находим в просторном зале, похожем на пещеру. На каменных стенах – горящие факелы, посередине – длинный деревянный стол с какой-то едой. В открытые окна вползает ночной туман. Сразу вспоминаются старые сказки о временах, которые называют Средневековьем. У дальней стены возвышается огромная каменная стела с сияющей золотой ладонью в центре, знаком примаса. По сторонам – вышитые золотом черные знамена с оскаленными волчьими мордами. Символ понятен: каждый из отпрысков благородных семейств считает себя достойным возглавить братство, но примас может быть только один.
Бродим привидениями по каменному лабиринту замка, пока не находим комнату, где можно помыться.
Поток ледяной воды, бегущий по желобу в полу, уходит сквозь отверстие в стене, уже окрашенный кровью. В этом царстве камня и тумана сам себе кажешься призраком.
В пустом арсенале для каждого приготовлен именной узелок с черно-золотой униформой братства. На высоких воротниках и рукавах скалится все та же волчья пасть. Я беру свой узелок и одеваюсь в одиночестве в какой-то кладовке. Там я забиваюсь в угол и сижу молча. Здесь так холодно и уныло. Родной дом остался так далеко.
Меня находит Рок, ему идет новая форма – стройный, как золотой летний колос, высокие скулы, теплые глаза, но лицо его бледно. Опускается на корточки рядом со мной и через некоторое время молча берет за руки. Отворачиваюсь, но он держит их и ждет, пока я не поднимаю голову.
– Если падаешь в воду и не плывешь, то утонешь, – произносит он тихо. – Значит, надо плыть.
Выдавливаю из себя смешок:
– Логика поэта.
Рок пожимает плечами:
– На хлеб не намажешь, да? Тогда вот тебе факты, брат. Такова система. Низшие цвета рожают детей с использованием ускорителей роста – полгода беременности, а то и меньше. Если не считать черных, нас одних вынашивают как положено, девять месяцев. Матери не принимают ни ускорителей, ни нуклеинов, ни болеутолителей. Как ты думаешь – почему?
– Чтобы продукт был натуральным? – предполагаю я.
– А кроме того, чтобы дать самой природе возможность убить слабых. Бюро стандартов твердо убеждено, что тринадцать целых шесть тысяч двести тринадцать десятитысячных процента золотых должны умереть еще в младенчестве, и если этого не происходит, они помогают природе делать свое дело. – Он разводит худыми руками. – Ничего не попишешь, цивилизованная жизнь подавляет естественный отбор. Мы не должны выродиться в мягкотелую расу. Отсюда и Проба со всеми ее прелестями, только на этот раз инструментом отбора выступаем мы сами. Моя… жертва… он был никем, мир его праху. Из захудалого семейства, ни мозгов, ни честолюбия, – Рок хмуро усмехается, – ничего, что могло бы заинтересовать бюро. Вот почему он умер.
