Осторожно, словно имея дело с глубоко больным человеком, Шалкар подвел онемевшую от его неожиданно близкого вторжения красавицу к расстеленной кровати и бережно усадил на белую простынь. Сел рядом, ссутулившись в переживании неподъемного горя, и исполненными неподдельной грусти движениями принялся ласково поглаживать ее струящиеся каштановые волосы.
— Кто вы? — придя в себя под настойчивой нежностью, спросила девица, от смущения глядя в открытое окно. За окном вскипала зелеными каскадами бурная зелень молодых деревьев. Сад вокруг здания поражал полнотой жизни и резко контрастировал со смертельным равнодушием больницы. Она любила созерцать неистовство этой жизни, различая все новые и новые оттенки цвета в море зелени за окном. Но сейчас сад отчего-то отталкивал ее… Нет, она сама не могла смотреть на него, зачарованная этим странным незнакомцем. Бездонный холод, плещущийся в глубине его горячего взгляда, пробирался ей под кожу, вливался в вены, обволакивал сердечный ритм… Девушка зябко поежилась и бессознательно принялась растирать себе замерзшие предплечья. Крупные мурашки «гусиной кожи» разбегались из-под ее пальцев… Она будто отвергала саму себя, сопротивляясь чему-то прежде безопасно далекому в себе, но теперь ставшему чересчур близким…
— Замерзла, девочка моя… — обняв хрупкие дрожащие плечи, тревожно пробормотал Шалкар. В ответ на его прикосновение девушка слабо вскрикнула, пережив самую странную боль из всех, когда-либо познанных ею. Обжигающая смесь ледяного холода и яростного огня, существующих в единстве непостижимого союза, атаковала ее снаружи и изнутри. Она хотела оттолкнуть фамильярного дядьку, но боль отступила раньше, чем ее побуждение перешло в действие. Успокоение безразличия затопило сознание, и девушка расслабленно приникла к груди незваного благодетеля.
— Меруерт, крошка, все будет хорошо, — продолжая поглаживать ее голову, приговаривал Шалкар. Внезапное вторжение извне в их совместный мирок ничуть не сбило с ритма его по-хозяйски властную руку. Обернувшись на звук, он еще крепче прижал к себе осоловевшую и ослабевшую девушку.
Дверь без стука отворилась и на пороге возникла медсестра с кривоватым подносом в полных руках. Запах казенной еды начал въедливо расползаться по палате. Приторно елейная улыбка медработницы неприятно подчеркнула ее профессионально равнодушное настроение.
— Меруерт, это твой дядя! — чересчур выразительный кивок перекрашенной хной головы был подхвачен щедро умильной гримасой Шалкара. — Он так волновался за тебя! Так волновался! Места себе не находил! — заботливый щебет девицы перемежался сдобными взглядами, с прицельной меткостью бросаемыми на мужчину. — Я никогда видела, чтобы кто-нибудь так убивался из-за своей племянницы! — колючие нотки ревности выскочили из потока слов и болезненным рикошетом прошлись по растерянной душе Меруерт.
