Его горло деревенеет. Трикс усаживается напротив него.
— Ты больше не Фриско, — говорит она, гладя его лицо тонкими холодными пальчиками. — Твое желание исполнено. Ты настоящий ковбой из прерии.
«Какой я к черту ковбой», — думает он.
— Ты настоящий стрелок, настоящий слингер. Мальчик Джошуа умер. Родился слингер. Он не боится ничего. Имя ему Пепел.
— Я нашел в номере мужские запонки, — выдавливает он, и больше не может говорить.
Трикси придвигается к нему и кусает в губы несколько раз, потом облизывает их. У нее на языке кровь.
— Уходи, Джош, — говорит она и нежно гладит его по лбу. — Уходи, Фриско. Ты больше не нужен. Ты будешь только мешать. Его имя Пепел. Уходите оба. Вас больше нет. Он нашел то, что искал.
Она льет в унитаз духи, поджигает картонки, потом поднимается и уходит, и больше он не увидит ее до неведомой поры.
Его желание исполнено. Он слингер. Его имя Пепел.
Его подхватили и понесли под руки, и стрелок постепенно возвратился из страны грёз, обратно в год две тысячи двенадцатый. После дротика в его ладони остался комок тягучей боли. Пепел нащупал онемевшую руку другой онемевшей рукой, поскреб ее и не ощутил ничего, — всё равно, что почесал кусок дерева.
Мотерос отпустили его. Не в силах держать равновесие, Пепел сделал шаг в сторону и повалился на ремни, протянутые между задних колес мотоциклета.
— Мало яда, — сообщил Ревущий Буйвол, устраивая слингера в подпруге. — Но хороший яд. Будешь спокойно ехать, не устанешь.
«Триксепочтекайотль, — подумал стрелок, глядя на фонари из-под приспущенных век. — Ее тайное имя было Триксепочтекайотль».
Два языка синего пламени вырвались из-под мотоциклета, прямо у Пепла из-под ног. Они косо лизнули гудрон, и льдинки, усыпавшие дорогу, запузырились и потекли будто на сковородке. Из-под колес запахло нагретой утренней росой. Мотоциклет дернулся несколько раз и рванул с места, снова увлекая слингера в пучину грёз.
«Разобраться с испанцем», — подумал Пепел. «Первым делом нужно разобраться с испанцем».
Лица дикарей мелькнули у слингера перед глазами в последний раз, и машины их одна за другой растворились в первых лучах утреннего солнца.
«Где живут индейцы?» — как-то спросил Джошуа своего отца. Дело было за полночь, и Джонни успел изрядно надраться. В такие моменты старик трепался без остановки, а плечо сына заменяло ему трость.
— Бес их знает, Джош, — сказал он. — Это ж клопяры. По щелям каким-нибудь.
«Хоть в чем-то ты мог оказаться прав, старик», — подумал слингер, сам еще не зная, где начинается явь, а где кончается индейский дурман.
