— Что выиграл?
— Наш спор! Никто не ушел, никто не уйдет из клуба, смотри, все танцуют…
— Ты думаешь?
— Да!
— Разве это честно?
— Да нормально! Вполне.
Да дело даже не в споре. Вовсе не в споре. Сегодняшняя ночь — это черта, это краткое содержание, сжатый пересказ моей жизни. Дело в том, что всем плевать, и если честно, то никому не интересно то, что интересно мне.
— Нет! — кричит шепотом Женя. — Чувак, ну пожалуйста! Ну мне, например, интересно здесь находиться. И я думаю о людях. Выпусти хоть меня одного! Ты же взорвешь их, я же вижу! Не выдержишь ведь! Ну пожалуйста!
— Наша ночь перевалила за половину, — говорю в микрофон, не ответив топтавшемуся от нетерпения Жене. — До утра еще есть пара часов, и я надеюсь, вы насладитесь ими максимально.
— Прошу, чувак, не надо! — причитает несчастный Женя. — Слушай, ну я, считай, не жил. Я почти не трахался. — Он смотрит беспомощно и умоляюще, как щеночек.
— Почти?
— Ну, раза три всего. Но она была ужасна, чувак, просто ужасна. Старше меня, и у нее был целлюлит, и пухлые какие-то плечи, и щетина на лодыжках…
— Так, ладно! Подробности… — говорю. — Тогда, «чувак», ты упускаешь шанс.
— О чем ты?
— Ну, как о чем? Вон, — я киваю. — Полный зал худых и чисто выбритых красавиц. Выбирай любую, иди ломай героя.
— Ты серьезно?
— Конечно. Да ладно, — хлопаю его по ключице. — Вдруг вы спасетесь, так? Чем ты рискуешь, что тебе терять? Вон трется принцесса — пойди скажи ей, чтоб держалась тебя, пообещай вытащить отсюда. Тебя что, всему учить надо?
— Ну о'кей, попробую. Ты уверен?
— На все сто.
Он лихорадочно изучает девчонок на танцполе и отправляется знакомиться, причем не к той, что выбрал я, а к совсем другой, и откровенно так себе. Вот и проблема. Что для меня красиво — другим уродство. А что всем нравится — уродство для меня.
Публика вяло копошится, держась на расстоянии. Женя трет что-то девчонке. Он машет мне, я ему.
* * *
Смотрю на часы. Четыре тридцать. Скоро пойдут трамваи, откроется метро, а у «Сити» наверняка уже дежурят таксисты. Или спецназ, если кто-то все-таки исхитрился его вызвать — внутри клуба мобильник не берет, а внутренний телефон я еще днем перерезал.
Табачный воздух клуба ест ноздри. Мне паршиво, и ручка под рукой. Уже утро, и мне так противно, что я подорвал бы всю эту кодлу немедленно — если б мог.
Но не могу, потому что на самом деле бомб только две — брат больше не успел: одну я хлопнул, чтобы убедить их, а вторая коробка у меня во внутреннем кармане — я ребрами чувствую через ткань ее углы. Вторая бомба — мой телепортер.
