Оставшись один, Пинчук на мгновение ощутил облегчение от мысли, что не его первый голос в районе и не ему отвечать за всю эту путаницу. Но, успокоившись за себя, он привычно встревожился о Ключареве. Ну, не умеет жить человек! То суется вперед, когда не просят, выискивает недостатки там, где можно их не видеть, то вдруг тянет, цацкается, подводит себя под удар обкома. Разумно ли это? Прими решение, наконец! Если решил защищать, потуши все разговоры вокруг Блищука. Ты хозяин, ты это можешь; раз только прикрикни на собрании, и люди поймут: есть много дел и без критики передового колхоза. Такую линию Пинчук бы понял и одобрил. А Блищука можно тряхнуть в своем кругу: «Что, сукин сын, вылететь захотел?!» Уймется, не дурак. Но зачем надо Ключареву выжидать, стоять в сторонке, давать волю языкам? На прошлом партийном активе три записки пришло в президиум: «До каких пор райком будет терпеть безобразия и зазнайство Блищука?» А ведь он председатель передового колхоза! Скандал! Ключарев записки прочел вслух, а потом вызвал к трибуне бригадира из Большан: что скажешь? Тот долго отнекивался: мол, к выступлению не готовился… Но за Блищука встал горой: если и пьет, то не валяется! А колхоз идет впереди всех.
Почему Ключарев и тогда не показал ясно своего отношения к Блищуку? Жалеет его, что ли? Но жалость — это не государственный взгляд на вещи. И хотя от этого воспоминания было не очень-то приятно, Пинчук все-таки заставил себя сказать: «Ведь выступил же я против Ключарева, когда он показался мне неправым…»
Этот неприятный, сумбурный день кончился для Пинчука звонком из обкома.
— Вы знаете, что на вашего льняного короля есть письмо в ЦК от рядовой колхозницы? Она якобы выступила с критикой, а он запретил давать ей лошадь для хозяйственных нужд, допустил оскорбление действием. Что намерены предпринять?
О вражде Блищука с разбитной вдовой Кланькой Чиж в Городке знали давно. Говорили даже, что возникла она после разрыва более нежных отношений…
Но письмо в ЦК — это уже не досужие вымыслы городчуков!
— Проклятая баба! — растерянно шептал Пинчук. — Ее еще только не хватало!
Ключарев заехал за Женей гораздо раньше, чем обещал. Прошло всего три дня, как возле пустой, тихой школы, где обитаема пока была только учительская, раздался знакомый голос «победки». Женя выбежала навстречу.
— Здравствуйте, здравствуйте! — закричала она и первая протянула руку, перепачканную акварельными красками. — Как хорошо, что вы приехали, а то Василю все равно пришлось бы к вам в Городок идти…
