Глубынь-городок. Заноза | страница 14



Женя Вдовина, легкая на ногу, доверчивая, увлекающаяся, сама не знала толком, когда запал в душу ей, горожанке, знакомый, казалось, только по курсу диалектологии простонародный говор, почему зазвенели в ушах деревенские запевки, мешаясь с запахами скошенных трав?..

Нет, Женя Вдовина отнюдь не была еще ученым. Первый год аспирантуры прошел у нее без особого блеска, а главное, без существенного отличия от студенческих лет. Она по-прежнему сдавала экзамены, получала стипендию, выполняла общественные нагрузки, и такая жизнь пока что вполне удовлетворяла ее.

Она готовилась стать филологом, фольклористом, но о народном творчестве знала больше все-таки из книг. Ни на первом, ни на втором и даже на четвертом курсе Женя не задумывалась еще по-серьезному о будущем: пять университетских лет представлялись ей бесконечными. Ах, какой полной и счастливой казалась ей жизнь, когда, сдав очередную сессию и отослав домой телеграмму, она сбегала по серым гранитным ступеням центрального телеграфа, — и вот уже на ней нет больше никаких обязанностей! Только синий июньский день без единого облачка, плеск весел на загородных прогулках, музыка по вечерам из парка культуры и отдыха…

Женя привыкла жить так, чтобы никогда не оставаться одной.

— Не знаю, девочки, что буду делать потом, без общежития, — повторяла она, комически разводя руками.

Она самоотверженно бегала по комсомольским, профсоюзным, физкультурным делам, была членом всех существующих комиссий, выпускала факультетскую газету, а когда на курсе случалась какая-нибудь щекотливая история, ее единогласно выбирали ходоком к декану.

— Женюрка, ты личным обаянием действуй, слышишь? — инструктировали провожающие уже у самых дверей.

Женя успокоительно кивала, зажмуривалась, как перед прыжком в холодную воду, и с этой, еще не слетевшей, отчаянной и легкомысленной улыбкой входила к грозному декану…

Аспиранткой Женя стала тоже легко и просто, как будто перешла на следующий курс. Ведь трудно было бы представить университет без Жени Вдовиной! Никто не сомневался в ее способностях и прилежании; вот только создана ли она быть ученым мужем — этого пока еще никто не знал: ни она сама, ни ее научные руководители. На полесскую командировку Женя согласилась, не раздумывая, хотя по плану у нее значилась совсем другая тема. Но она просидела вечер над картой, и названия рек — Глубынь, Струмень, Ясельда, Горынь — заворожили ее.

На вокзале впервые за всю жизнь ее провожало не двадцать человек, как обычно, а только один. И этот один сказал на прощание что-то такое, от чего Женя непривычно примолкла и задумалась, стоя с блуждающей улыбкой у вагонного окна.