— Разумеется. — Мальхорн нащупал салфетку.
— Но почему же этого не происходит? Если каждая жизнь зависит от случайностей, почему число аварий не удваивается или наоборот? Ну хоть раз, вот просто так, вдруг, без какой-либо особой причины?
— Статистика, — ответил Мальхорн. — Если она верна, то сбываются даже предсказания.
— Но кто сказал, что они обязательно сбудутся?!
— Если объем данных становится необозрим, — Мальхорн тщательно вытер рот, — то средние показатели приближаются к ожидаемым, — и отбросил салфетку.
— Значит, выходит, мы все — на посылках у статистики, но почему? Я и вы, каждый? Понимаете, о чем я?
— Что ж, если начистоту… — Секунду Мальхорн молчал. Потом отодвинул стул и взял поднос. — Я ни малейшего понятия не имею!
Над письменным столом Юлиан повесил портрет Ветеринга в непомерно большом и уже по тем временам старомодном парике. Некоторое время все шло ничего, но потом Мальхорн начал отпускать на сей счет пренебрежительные замечания, а сам Юлиан понял, что под пронизывающим взглядом мыслителя, да еще с нахмуренным лбом, работать невозможно; он снял портрет и поставил на пол, лицом к стене. Дверь всегда была полуоткрыта, и время от времени он видел Андреа с пачкой бумаг. Иногда она мельком поворачивала голову в его сторону и, прежде чем он успевал ответить, исчезала; тогда улыбка озаряла лицо Юлиана, он хватал пластмассовую ручку, ощущая полное удовлетворение даже после одного взгляда девушки. Ему уже давно не давали покоя, преследуя даже в редких снах, ее глаза, Покатость изящных плеч и желание положить руку на ее головку, склоненную над столом. Прошло еще несколько недель, и только тогда он заговорил. Вскоре они отправились на выходные за город, в пансион.
Целых два дня бродили по лесам, катались по грязному озеру на лодке и любовались ночным небом. Сохранилась фотография: размытый фон, притворные улыбки. Вечера тянулись бесконечно, и говорить было не о чем. По ночам он видел пестрые и запутанные сны, утром в столовой горланили дети, носясь между расшитыми скатертями и посеревшими диванными подушками. И когда они поехали домой, он, к своему удивлению, только облегченно вздохнул.
— Придешь завтра? — спросила она.
— Куда?
Она не ответила.
— Ах да, — опомнился Юлиан, — прости! Конечно, приду.
День выдался ясный, ветер бился в окна его нового автомобиля, купленного совсем недавно: пришлось снова взять кредит, и ответственный за это человек в банке, как всегда, пошел навстречу. Андреа встретила его в дверях. В первое мгновение он едва узнал ее: лицо бледнее, чем накануне, словно девушка поменялась местами с менее интересной сестрой-близняшкой. В квартире оказались две скудно освещенные и пропахшие ароматическими палочками комнаты; на стенах скученно висели абстрактные картинки — тяжелые крашеные холсты с неразборчивыми подписями. Попугай, неожиданно спланировав к Юлиану на плечо, стал недовольно клевать его ухо.
