— Это вызов? — прошептала я, не в силах оторвать глаз от его серебряного шрама. Кто-то сумел сделать тебе больно. Ты не можешь игнорировать доказательства.
Он усмехнулся.
— Это обещание.
В этом случае, я должна преподать ему урок.
Пальцами свободной руки, я незаметно скользнула в свои завитые и тщательно уложенные волосы. Сердце забилось с глухим стуком, когда я вытащила единственную свободную заколку и опустила руку вниз. Держа ее так, чтобы он не мог заметить моих действий, я ловко приоткрыла заколку и аккуратно выдвинула из нее лезвие. Пряча в руке этот импровизированный нож, я улыбнулась. — Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать. И никогда снова не удерживай женщину против ее желания.
В его глазах мелькнуло смятение, с последующей вспышкой понимания. Он оттолкнул меня, но было уже поздно.
Одним быстрым ударом, я воткнула в его предплечье маленькое и острое лезвие. Не слишком глубоко, но достаточно ощутимо. В возникшей дыре его черной рубашки мгновенно показался малиновый след.
— Ты должен был отпустить меня, когда я просила.
Он резко втянул воздух между зубами. Потом схватил меня снова, сомкнув пальцы вокруг моего запястья.
— Ты думаешь, боль на меня действует? — он глаза вспыхнули. — Она делает меня только хуже.
Огонь моего удовлетворения был ничем по сравнению с резкой пульсацией от хватки Фокса. Казалось, его прикосновения заряжали меня миллионами вольт. Мой разум плавился от противоречивых желаний.
Я хотела бежать.
Я хотела поцеловать его.
Я хотела сделать ему больно.
Я хотела трогать его и кусать, провести острыми ногтями вниз по его спине, когда он войдет в меня.
«Дерьмо, Хейзел. О чем ты думаешь?»
Фокс усмехнулся, поглаживая шрам:
— Ты порезала меня, — его взгляд, затянутый дымкой, нашел мои глаза. — Это значит, ты в долгу передо мной.
Я достигла предела. Я не могла позволить этому мужчине искажать мои мысли и управлять моим телом, словно марионеткой.
— Я ничего тебе не должна.
Последние несколько недель достали меня, и все, что я хотела сделать, было атаковать его. Он заслужил это за удерживание меня, противостояние со мной и утверждение, что моя собственная жизнь не была жизнью вообще. Когда я сказала, что мне не требуется делить свою кровать с кем-то другим, я себя обманывала.
Последние несколько недель я бы отдала все угодно, чтобы иметь парня, на которого могла бы опереться, плакать в его объятиях и разделить бремя будущего Клары. Клу была потрясающей, но я хотела другого рода заботу так же сильно, как отрицала это.
