- Пожалуйста! - сказала она. - Говорить буду только я и закончу все это, как можно, быстрее. Я могу тебе заплатить!
Я поднял бровь, и она продолжила:
- Ну, ладно, я не могу тебе заплатить, но оставлю на твое усмотрение. Все, что захочешь.
У меня возникло чувство, что она не сказала бы о последнем тому, кто не выглядел бы “милым и приятным”. А так как эта часть моего мозга была временно нездорова, то у меня появилась хорошая идея о том, чего же я хочу.
- Я согласен.
Ее тело расслабилось. Она улыбнулась, и это было потрясающе. А потом я добавил:
- В обмен на свидание.
Она отпрянула, и ее полные красные губы сжались в растерянности.
- Ты хочешь пойти со мной на свидание?
- Да. У нас же сделка?
Она глянула на часы на стене, выругалась себе под нос и сказала:
- Хорошо. По рукам. Теперь дай мне свой шарф.
Я даже не успел пошевелиться, как она начала стягивать его с моей шеи.
Я усмехнулся.
- Уже снимаешь с меня одежду?
Один уголок ее губ дернулся вверх, и она с удивлением посмотрела на меня. Потом потрясла головой и обернула мой шарф вокруг своей шеи. Он закрыл ее изящных птиц и гладкую фарфоровую кожу на груди, нарушенную лишь черными линиями вытатуированного дерева. Она схватила со стола салфетку и стерла ярко-красную помаду.
- Моим родителям известно только, что мы познакомились в библиотеке. Ты милый, хороший и здравомыслящий. Они безумно консервативные, поэтому никаких шуток о снимании с тебя одежды. Мы встречаемся несколько недель. Ничего сложного. Я больше ничего им не говорила, поэтому они должны с легкостью поверить.
Умелой рукой она стала стирать темную подводку с глаз. Зачесала волосы вперед, чтобы они закрывали ряд пирсинга в ушах.
- А что на счет тебя? Чем ты занимаешься?
- Я актер.
Она округлила глаза.
- Им это не понравится так же сильно, как и моё увлечение музыкой, но другого ничего не остается.
Она продолжала суетиться со своим макияжем и приглаживанием волос, озираясь вокруг, будто искала шляпу, чтобы закрыть их.
Я положил руку ей на плечо и сказал:
- Ты выглядишь прекрасно. Не беспокойся.
Выражение ее лица застыло, и она посмотрела на меня так, будто я говорил на суахили. Потом ее губы сжались во что-то похожее на улыбку. Я все еще держал ее за плечо, когда женщина у прилавка закричала:
- Маккензи! О, Маккензи, радость моя!
Маккензи.
Она не была похожа на девушку с именем Маккензи.
Она судорожно вздохнула и поднялась навстречу женщине, которая, по моему предположению, была ее матерью. Я поднялся вместе с ней и оставил свою руку у нее на плече. Она выглядела измученной, что было забавно, потому что до этого момента уверенность буквально струилась из ее пор, как мед.
