Страстная неделя | страница 17

, легкая кавалерия, гвардейские жандармы и конные гренадеры. Альфред, частенько заходивший сюда повидаться со своим товарищем по пансиону, проникся самыми дружественными чувствами к этому серому мушкетеру, который высмеивал его манеру садиться в седло и научил правильной посадке. Теодор — лихой кавалерист! А какой у него конь — серый, черноголовый, по кличке Трик, и похоже, что этому Трику Теодор отдал всю свою сердечную привязанность… Ему Альфред ни за что на свете не решился бы, как Монкору, показать свои стихи^>{4}, которые он писал втайне от всех. Ну, пора идти к себе в роту.

Тут с порога кто-то окликнул Теодора и заговорщическим жестом приподнял флягу, приглашая выпить, пока еще не дан сигнал седлать. Младенец Альфред чуточку ревновал Теодора к Жюлю Марк-Антуану виконту д’Обиньи, сублейтенанту роты конных гренадеров Ларошжаклена, с которым Теодор охотно ездил кататься верхом к Версалю и которому было, как и Теодору, не меньше двадцати четырех лет. Да и ездил-то он на чистокровном английском скакуне темно-рыжей масти (Трик за ним едва поспевал) и великолепно брал препятствия. С тех пор как этот гренадер появился в казарме, Альфред перестал существовать для Теодора.

Марк-Антуан уже с самого утра был в полном параде, с волочившейся по земле саблей, в медвежьей шапке на голове, с золотой перевязью поверх красного доломана, отделанного золотым шнуром, в серых рейтузах с золотым кантом, несколько излишне подчеркивавших линию мускулистых ног, которые, привыкнув сжимать конские бока, как бы не совсем уверенно ступали по земле. Очевидно, при входе он услышал слова шевалье де Масильяна и двух соседей Теодора, потому что вдруг громко и грубовато вмешался в разговор с решительным видом человека, которого природа, наделив такими мускулами, тем самым наделила и отвагой:

— Подумаешь, кузен не снимал сапог… А королевский конвой простоял ночь на Елисейских полях. И волонтеры господина де Вьомениль… Под таким-то ливнем! Хорош, должно быть, у них вид. Зато господин де Круа д’Аврэ ночевал в Тюильри, а князь де Пуа — в предместье Сент-Онорэ!

Шарль де Ганэ, поднявшись наконец со скамьи, сгреб со стола карты и выигрыш, подтянул рейтузы и молча пожал плечами. Он мог бы сказать многое: этот юноша, этот новоявленный француз еще при Карле VII был Стюартом!^>{5} Но разве мог он, Ганэ, служивший Бонапарту, понять жертвенный порыв, охвативший всю эту молодежь, всех этих мальчиков, сбежавшихся из родного угла в Тюильри, к королю, кричавших графу д’Артуа, когда тот проезжал мимо них в своей карете, что они немедленно желают двинуться на Гренобль, преградить путь Узурпатору?.. Ну за что виконт ополчился на князя де Пуа? Потому что самому не удалось переночевать у своего отца барона в особняке, построенном Вобаном?