— Ты приедешь ко мне в Москву?
— А ты приглашаешь?
— Умоляю.
— Только не сейчас. Позже.
— Почему?
— Мне не с кем оставить Дашу. А через месяц сюда обещала приехать моя мать. Ты живешь один?
— С отцом. Но он очень редко бывает дома — живет или на даче или у любовницы.
— Сколько же ему лет?
— Пятьдесят шесть.
— И все еще есть любовница?
— И подозреваю, что не одна, — усмехнулся я. — Но мы не о том говорим.
— А о чем мы должны говорить?
— О тебе. Ты так невыносимо хороша, что мне ужасно хочется включить свет и хорошенько тебя рассмотреть.
— Нельзя.
— Знаю. Но ты все равно чудесна. К тебе хочется обращаться на «вы» и называть княгиней.
— Даже сейчас?
— Именно сейчас.
— Спасибо. — И она поцеловала меня в ухо, пощекотав шею прядями волос.
— За что?
— За то, что ты такой ласковый и… умелый.
— Если после этой ночи мы встретимся с тобой еще раз… — начал было я, поворачиваясь к ней, и не договорил, чувствуя новый прилив страсти. У меня все более учащалось дыхание, пока я целовал ее глаза, щеки, нос, волосы…
— А ты сомневаешься в том, что мы еще встретимся?
— Только за тебя, не за себя.
— Не сомневайся.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что предлагаешь не сомневаться в самом ненадежном…
В конце сентября, спустя полтора месяца после своего возвращения в Москву, одетый в синюю куртку и синюю шляпу, белую рубашку и светло-серый галстук, я мерз возле метро «Щелковская», на пятой платформе автовокзала, и ждал приезда Светланы. Прямой автобус Козельск-Москва находился в пути около четырех часов и сейчас немного опаздывал.
За то время, что мы с ней не виделись, произошло немало событий, но сейчас все они ушли в тень, стали неважными и неглавными, тогда как та ночь в музее вновь и вновь всплывала в моей памяти со всеми своими незабываемыми подробностями. Она уже казалась и далеким прошлым, и случайным, неповторимым эпизодом, а потому я не знал, что и думать, когда на два своих письма в Оптино получил в ответ только одну короткую, сдержанно-ласковую открытку. Но три дня назад раздался звонок, и Светлана сказала, что соскучилась и хочет приехать ко мне в гости.
Я никогда не был особенно сентиментален, но все это время жалел, что у меня не было фотографии Светланы — причем обязательно с тем насмешливым взором, который смутил меня в тот первый раз. Я не знал, что с нами будет дальше, и не имел на этот счет никаких предчувствий, мне просто хотелось жить — и если уж не повезло с самой любимой — наслаждаться обществом других женщин как можно чаще. Все остальное было вторичным — и угроза увольнения с работы в виду сокращения штатов, и несущиеся со всех сторон заклинания о кризисе и безнадежности.
