Наконец отстал. Идём дальше. В магазине спросили о гостевых домах. Нам указали гостиничный район (мы почти угадали его положение); за указание это нехитрое спросили плату… Даже малое для иностранца из корысти вершится.
Тошнит собаку. Рядом играет ребёнок босоногий. Тут же один мужчина облегчает мочевой пузырь, а другой торгует крохотными арбузами.
В центре Калькутты – толпливость душная. Здесь нашлись кофейни и магазины европейских марок; настоящий супермаркет (нас впустили свободно, индийцев же через металлодетектор пускают, сумки выказывать заставляют). Даже в супермаркете к нам подскочили юноши (одетые хорошо, чисто) – схватили меня за руку для рукопожатий, расспросы завели о поездке моей. Я не тот, что 10 дней назад, – приветствиям не ответил, руку отдёрнул. Надоело. Вежливость (в сущности – лицедейство) во мне прекратилась; не ко всем, но ко многим, прежде всего – к шумным и навязчивым.
«Привет! Друг! Как дела? Откуда ты? Из Канады? Из Германии? Из США? Из Франции? Первый раз в Индии? – мужчина пристроился рядом, идёт по улице нашим шагом; слова свои от молчания моего не прекращает. – У тебя хорошо подстрижена борода. Почему ты не говоришь со мной? Я похож на попрошайку – посмотри на меня? Я просто хочу поговорить. Помочь тебе. Хочешь, заглянем в мой магазинчик? Лучшее качество, дёшево! Эй! Хелло! Э-эй! Можешь хоть что-нибудь сказать? Или хочешь гашиш? Гашиш. Ты куришь? А? Куришь?»
Нужно сразу грубить твёрдым «нет» и резаной ладонью.
Наконец гостиничный район. Десятки гест-хаусов. Выбрали хороший номер с кондиционером. 520 рублей в день. Цена не обеспечила чистоту белья. Попросил сменить. Выдали стираные простыни и наволочки; в них при раскрытии нашлись пятна, сор…
Номер наш в прайс-листе обозначен привилегированным (люксом); поднимавшиеся к нам в туалет насекомые (через половой слив) привилегированности этой не стеснялись.
Легли вздремнуть. Перед сном вспомнился мне памятник Ленину (виденный недалеко от вокзала). Здесь-то его каким интересом поставили?
Проснулись к полудню. Начали близость; не мог я сообразить, что для Оли в этом была новая попытка освободиться от усугублявшейся подавленности. Вместо свободы получилось утомление; истощение нервное приблизилось к пику.
Измыслив себе странные боли в левом боку, вычитав в Интернете, что боли эти – селезёночные и могут предвещать малярию, Оля ушла в задумчивость. Сказала, что в красном цвете календаря случилась задержка на двое суток. Отказалась от еды. Так довершила своё истощение.
