Благодаря своему творчеству Бальзак достигал состояния «чистого духа», неподвластного обычным материальным ограничениям времени и пространства. И если для художника это может быть существенной мотивацией, влияющей на его креативность, то для нас этого достаточно, чтобы задаться вопросом, не подходим ли мы здесь к границам бредовой организации.
Что касается психотизма, то, как мы уже сказали, маниакальное состояние включает в себя квазибредовые идеи величия. Описания Бальзака соответствуют этой клинической картине. Но идеи величия становились для Бальзака фактором креативности – в том смысле, что он их реализовывал в своих трудах, создав, как мы знаем, персонажей, свободных от пространственно-временных ограничений, или же творя под своим пером микрокосм, которым он правил. Творческий процесс, возможно, защищал его от психотической декомпенсации, т. е. от потери контактов с реальностью. Действительно, творческий процесс позволял Бальзаку создавать ограниченный воображаемый мир, в котором он мог жить и реализовывать свои фантазии. Труды Бальзака, также как и его бред, выполняли функцию реконструкции новой реальности. «Если бы его не призвало к себе искусство, не затерялся бы Бальзак безвозвратно в туннеле настоящего делирия? […] Художественное призвание Бальзака, возможно, спасло его от безумия. […] Для Бальзака спасительная роль искусства проявляется двояким образом. С одной стороны, подобно делирию, оно обеспечивает ему поддержку со стороны воображения, которое единственное может воссоздать потерянный мир и обеспечить освободительную проекцию его опасных фантазий. С другой стороны, канализируя примитивную силу оторванных от реальности инстанций и управляя ими в новом пространстве, он приближается к опасности делирия» (Jeannot, 1986).
Но важно также задаться вопросом, не поддерживались ли и даже не усиливались ли идеи величия процессом творчества вплоть до подталкивания творца к мегаломаниакальному делирию. В «Человеческой комедии» Бальзак создал целый живой мир, населенный 3000 персонажей – обычными людьми, придворными, принцами, – которые вновь появляются в каждом романе. Это монументальный труд, погружающий нас в новую вселенную, с которой мы постепенно сживаемся. Представлены все социальные классы, и каждый персонаж символизирует, часто карикатурным образом, отдельную категорию людей (банкира, нотариуса, врача и т. п.). Это рождение и становление целого общества. Бальзак сам входит в этот выдуманный мир, идентифицирует себя с персонажами, присваивает их себе и живет вместо них. Это его творения, и он до некоторый степени их хозяин. Умирая, Бальзак воскликнет в своей кровати: «Позовите Бианшона, он меня спасет, Бианшон». Бианшон – это врач, которого он сам создал и дал ему жизнь в своих творениях. Андре Моруа пишет (Maurois, 1965): «“Человеческая комедия” – это имитация Бога-Отца». Можно добавить: это абсолютная власть. В этом смысле красноречива следующая фраза Бальзака из «Шагреневой кожи»: «Что есть безумие, если не избыток воли и власти?» Для Бальзака границы между реальным миром и сотворенной им вселенной иногда бывают размыты. Творчество ставит его в положение всемогущества и подпитывает или даже порождает бредовую продукцию. В конце концов воображаемый мир Бальзака вторгается в реальность со своими фиктивными персонажами, к которым он обращается и которые живут рядом с ним.
