Продажные журналисты. Любая правда за ваши деньги | страница 73



. Шведский журналист Нильс Хорнер тоже не принимал никаких мер защиты. Он был всегда безоружным и отказывался от вооруженных сопровождающих. И был расстрелян в Кабуле сторонниками исламской идеологии>101. Та же судьба постигла и двух французских репортеров в Мали>102. Да и немецкую фотожурналистку Аню Нидрингхауз, родом из Восточной Вестфалии, как и я, подобно многим другим, застрелили просто так в Афганистане>103. Такова была повседневная реальность в подобных странах. Но наши СМИ предпочитают изображать ситуацию там совершенно иначе. Сам я научился в 1987 году не доверять в районах, охваченных кризисом, никому, кроме себя самого. Тогда я делал репортаж о войне в джунглях Анголы и находился в лагере прозападного лесного партизана Жонаса Савимби. Один немецкий журналист из журнала «Квик» шутки ради бросил в меня одну из разбросанных по всему лагерю ручных гранат, из которой предварительно вырвал чеку. Он был уверен, что в лагере лесных партизан не может просто так валяться заряженная ручная граната. А эта граната была действительно заряжена. Я еле успел отшвырнуть ее от себя и прижаться к земле за мешками с песком. Именно в эту секунду журналист из «Квика» успел сделать черно-белую фотографию, копия которой по сей день хранится у меня. Всю мою оставшуюся жизнь она будет напоминать мне о том, что в районе военных действий нельзя доверять буквально никому.

Сегодня вверху, завтра внизу: медийные расправы

Как мы увидим, журналисты и СМИ манипулируют нами круглые сутки. Везде и всюду. Между тем, наши мозги уже к этому привыкли. Нам ведь известно, что СМИ часто лгут нам. Но дело обстоит гораздо хуже в случаях, когда нам не просто лгут, но манипулируют нами с целью вызвать в нас определенные эмоции и оказать на нас определенное влияние. Когда государство, скрывающееся за спиной журналистов, использует этих журналистов для распространения слухов.

Сам я столкнулся с этим в тот момент, когда был «отключен» теми секретными службами, которые в период моей работы в ФАЦ подкармливали меня информацией. В конце 2003 года я ушел из ФАЦ. А в начале 2004 года, выступая в Дрездене с докладом, я был проинформирован о том, что полиция и прокуратура производят обыск в моей расположенной на расстоянии многих сотен километров от Дрездена квартире. В связи с «подозрением в государственной измене». Эта новость обошла все СМИ, от «Тагесшау» до «Шпигеля»>104. В ФАЦ тоже появилось сообщение: «Обыск в квартире эксперта по терроризму», в котором упоминалось мое имя. И я одним махом превратился в уголовника, причем не только с точки зрения соседей. Я был изумлен тем, что деятельность, которая еще вчера поддерживалась государством (получение, оценка и использование секретных документов), неожиданно стала изображаться в качестве уголовного преступления. И лишь постепенно я понял, что меня просто решили публично дискредитировать и «отключить». Сигнал, данный тем самым мне и всем, кто снабжал меня материалом, означал: Ульфкотте должен немедленно прекратить этим заниматься. Задним числом я понял все, кроме одного. И вот чего я не понял: почему ни