— Простите, я не сообразил! — встрепенулся Рудовский. — Вы, наверное, пьете с сахаром?
Он уже было вскочил, но Маша отрицательно покачала головой — не надо, все хорошо. Она собралась с силами.
— Сергей Николаевич, я хотела бы поговорить с вами об отношениях, связывавших вашу первую и вторую жену, — начала Маша, а Рудовский поднял на нее удивленный взгляд.
— У них не было отношений, — спокойно сказал он. — Ольга погибла прежде, чем мы с Алисой… стали близки.
Маша нахмурилась. Странно.
— Скажите, — начала она с другого боку, — Алиса когда-нибудь была от вас беременна?
Рудовский нахмурился. «Мои расспросы, — подумала виновато Маша, — должны ему казаться верхом неприличия. Удивительно, как он еще сдерживается». Она могла бы сразу выдать ему всю информацию, но не была уверена, что после нее он сможет отвечать. А Рудовский, после паузы, тихо сказал:
— Нет. Мы собирались сделать детей. Алиса знала, что у нас с Олей не получилось…
— Простите, я, может, задам вам слишком интимный вопрос, но обещаю, он имеет отношение к делу: детей у вас не могло быть из-за Ольги или… — Маша чуть покраснела. И закончила совсем тихо: — Или из-за вас?
Рудовский поставил нетронутую чашку на стол, внимательно посмотрел на Машу:
— Надеюсь, вы действительно знаете, о чем спрашиваете. Много лет назад, еще на первом курсе института, Ольга сделала аборт на четвертом месяце. Она сама приняла такое решение: отец ребенка был готов взять на себя ответственность… Но Оля не хотела портить себе карьеру, хоть и знала, что прекращение беременности на таком сроке крайне опасно. Ей пришлось идти к какой-то акушерке, которая практиковала аборты в полуподвале пригородной больницы в ночное время… В общем, очень неприятная история.
Маша кивнула: четвертый месяц. Ну конечно! И задала последний вопрос:
— А Алиса была в курсе этой «неприятной истории»?
Рудовский пожал плечами:
— Мы справляли день рождения оператора — прямо в павильоне, рядом с декорациями… Вся съемочная группа напилась, я в том числе. Ольга была нервная, сама не своя, сидела на гормонах — все в попытке забеременеть. У нее повсюду кололо и болело плюс чувство вины… Одним словом, я старался появляться дома как можно реже. Алиса мне нравилась, но только на том сабантуе мы впервые поговорили по душам. Она вспоминала своих родителей-алкоголиков. Детство в нищете. Я уж не знаю, видно, сильно принял, рассказал, как мы с Ольгой пытаемся сделать детей, но не выходит. Потом мы целовались под снегом… — Глаза у Рудовского стали мечтательными, а Маша сама себе кивнула: вот оно. Все сходится.
