— Люди никогда не держат слова, которое мне дают. Я в безопасности, пока ты здесь тоже, — сказал Рэвен, прижал ладони к лицу и поморщился от боли ожога.
Энн пошевелилась.
— Не двигайся. Я пристрелю тебя, если будешь двигаться, — предупредил он.
— Можно мне сесть? — спросила она. — Я тоже устала. Мне придется весь день быть на ногах. — Она представила себя запихнутой в шкаф, всю в крови и добавила: — Разодетой, как конфетка. И петь.
Но он ее не слушал. Он строил планы в своей темноте.
— Отпустите меня, — попросила Энн. — Вы можете мне доверять. Я ни слова не скажу. Я даже не знаю, кто вы такой.
— Доверять тебе? Разумеется. Как только вернешься в город, увидишь в газетах, как меня зовут, и описание, и как я одет, и сколько мне лет. Я не крал этих денег, но я — то не могу напечатать описание человека, который мне нужен: имя Чол-мон-де-лей, профессия — обманщик, толстый, носит кольцо с изумрудом, — засмеялся он печально.
— Смотрите-ка, мне кажется, я ехала сюда с таким человеком. Никогда бы не подумала, что у него хватит духу…
— Он только агент, но дай мне только до него добраться, и я вытрясу из него…
— Почему бы вам не сдаться полиции? Не рассказать, что произошло?
— Чудесная идея! Сказать им, что друзья Чолмонделея приказали убить старого чеха. Сообразительная девочка.
— Старого чеха?! — воскликнула она.
В кухню проникало чуть больше света, туман поднимался над жилым районом, над израненными полями.
— Уж не хотите ли вы сказать, что об этом самом все газеты твердят? — спросила она.
— Об этом самом, — сказал он с мрачной гордостью.
— И вы знаете человека, который это сделал?
— Как себя самого.
— И Чолмонделей в этом замешан?.. Это значит, что все ошибаются?..
— Они в газетах ни капельки не знают об этом.
— А вы знаете и Чолмонделея?.. Тогда, если вы найдете Чолмонделея, войны не будет?
— А мне плевать, будет война или нет. Мне только нужно узнать, кто меня провел. Я хочу рассчитаться, — объяснил он, глядя на нее через комнату, держа руку у рта, чтобы скрыть губу, замечая, что она молода, раскраснелась и хороша собой, не питая к ней большего личного интереса, чем волк, глядящий из клетки на откормленную, ухоженную суку по другую сторону решетки. — Война людям не повредит, — продолжал он. — Она покажет им, что к чему, она их заставит попробовать своего собственного лекарства. Я знаю. Для меня всегда была война.
Он дотронулся до пистолета.
— Меня сейчас одно заботит, как заставить тебя молчать в ближайшие двадцать четыре часа.
