СИЛЬВИЯ: (с опасением, что он настроен против нее). Почему вы меня об этом спрашиваете?
ХЬЮМАН: Я не знал, что мне и думать. И до сих пор не знаю.
СИЛЬВИЯ: (в глубоком смущении). То есть, вы верите ему?
ХЬЮМАН: Я не знаю, во что я должен верить.
СИЛЬВИЯ: Забыть такое — да вы должны считать меня ненормальной.
ХЬЮМАН: О боже, да я не это имел в виду…
СИЛЬВИЯ: Мы уже двадцать лет не спим друг с другом.
Шок лишает его дара речи. Теперь он совсем не понимает, кому верить.
ХЬЮМАН: Двадцать лет?..
СИЛЬВИЯ: Вскоре после того, как родился Жером.
ХЬЮМАН: В общем… я не знаю, что и сказать…
СИЛЬВИЯ: Вы никогда не слышали о таком?
ХЬЮМАН: Слышал, но не у таких молодых людей.
СИЛЬВИЯ: Вас это удивляет.
ХЬЮМАН: А из-за чего? Другая женщина?
СИЛЬВИЯ: О, нет.
ХЬЮМАН: Так что же произошло?
СИЛЬВИЯ: Не знаю. Я так этого и не поняла. Просто он больше не мог.
Сильвия пытается определить его реакцию. Хьюман больше не смотрит ей в глаза.
Вы же мне верите? Да?
ХЬЮМАН: Конечно. Но зачем ему было выдумывать всю эту историю?
СИЛЬВИЯ: (беспомощно). Не имею ни малейшего понятия… Может, он пытается… (Обрывает.)
ХЬЮМАН: Что?
СИЛЬВИЯ: … Убедить вас, что я не в себе.
ХЬЮМАН: Нет, вы не должны так думать. Может… Знаете, он говорил о моем так называемом реноме у женщин, и может, просто попытался, так сказать, не ударить в грязь лицом. А как это началось? Была ли причина?
СИЛЬВИЯ: Наверное, это была моя ошибка. Где-то около — я уже не знаю — примерно около месяца он не дотрагивался до меня, а я была еще так молода… мужчина для меня было существо настолько более сильное, что я и представить себе не могла, что… могу его настолько ранить.
ХЬЮМАН: Чем?
СИЛЬВИЯ: Ну… (Легкая улыбка.) Я была тогда так глупа, что до сих пор стыжусь. Я сказала об этом своему отцу — он любил Филиппа — тот отвел его в сторону и посоветовал обратиться к врачу. Мне нельзя было об этом говорить, это была колоссальная ошибка. Какое-то время я думала, что нам нужно развестись. Прошло несколько месяцев, прежде чем он смог говорить мне доброе утро, настолько это его разозлило. В конце концов я вынудила его пойти со мной к рабби Штайнеру, но там он просто просидел, как… (Она вздыхает, качая головой). Не знаю, наверное, в подобных случаях человек шаг за шагом сдает позиции, а потом все вместе обрушивается на него, как земля в могилу. И все же я не в состоянии себе помочь — я до сих пор сожалею, потому что знаю, как сильно это его мучит. Это как змея, которая кусает его в сердце. Не то что он меня не любит, нет, я знаю. Или вы думаете иначе?
