- А по праву совести!
- Совести? А как ее понимать, эту совесть? Для нас совесть в том, чтобы выполнить задание. Вот я тебе приведу еще один конфуз с тем же Калгановым. По осени он запретил леспромхозу трелевать лес к Теплой протоке. Нельзя, мол, по ней сплавлять лес: это нерестилище. В край звонил, в Москву! Приказали разобраться. Вот собрались все производственники на исполком. Что же мы будем делать? Спрашивают его. Значит, сплавлять нельзя, а вывозить - дороги нет. Может, лесозаготовки прекратить, а? Так смех поднялся!
- Тут не смеяться, а плакать надо. Калганов был прав.
- Ну, ты дал!.. - Коркин аж привстал и шею вытянул. - По-твоему, мы занимаемся личной выгодой?
- Насчет выгоды судить не берусь... пока. Но что тут пахнет государственной растратой - это факт.
- Вон как! Значит, и ты туда же, за говорунами? Тогда я тебе вот что скажу... - Коркин встал и, опираясь на стол руками, багровея, подался резко на Конькова, точно сшибить его хотел своим увесистым телом. - У нас одни люди работают, а другие саботируют. Хорошо рассуждать о рыбке да о лесной красоте, стоя в стороне. А ты поработай директором леспромхоза! План выполни! Или вот, садись на мое место... Тяни этот воз!..
- Эге, давай махнемся! - усмехнулся Коньков. - Бери мою сотню и свисток... А я на твоем кресле вертеться буду. Оно же у тебя вращается, как шар земной. И притяжение имеет.
- Да иди ты со своими дурацкими шутками!
- Во, во! Вроде бы мы и в самом деле пошутили. Значит, изюбрятиной у тебя не торговали в последние дни?
- Я не продавец... И вообще, говорить нам больше не о чем.
- Как знать. Может, и придется.
- До свидания! - Не подавая руки, Коркин пошел к своему аквариуму.
14
"Ну что ж! Расшевелили парадный подъезд, - твердил про себя Коньков, выходя от Коркина, - а теперь попробуем зайти с черного хода".
Магазин сельпо, стоявший на выносе из общего порядка домов, поближе к реке, был закрыт на обед. А со двора, от реки, валил мощным столбом черный дым.
Здесь на обширном дворе, огороженном высоким дощатым забором, горой были накатаны пустые бочки, валялись ящики, коробки картонные и всякая иная рухлядь. Магазинный сторож, в кирзовых сапогах, в овчинной безрукавке и военной фуражке со звездой, носил охапками и крепкую, и ломаную тару и бросал в большой костер, разложенный посреди двора.
- Что, гвардеец, добро сжигаешь? - сказал Коньков, подходя к старику и здороваясь за руку.
- Не говори, парень... Его накопилось вон - ноги не протащишь.
