Невысокая девушка, которую старлей уже видел — она приходила искать библиотечную партитуру, — нерешительно шагнула к роялю, прикрыла глаза и запела. Лицо ее было безмятежным, но напряжение, нараставшее с каждой минутой и лившееся со сцены, зашкаливало, затапливало все вокруг, и Бухин тоже закрыл глаза. Это было уже не пение. Голос, забиравший все выше, казалось, вот-вот оборвется… Но он не оборвался, как у первой певицы, а перешел какую-то черту, какой-то барьер — и превратился не в пение даже, а в плач. «Так воет ветер на кладбище», — подумал Саша с ужасом и почувствовал, как у него по спине поползли мурашки.
Бухин не слишком разбирался в опере — в детстве мама водила его в театр, так сказать, для общего развития. «Евгений Онегин», «Кармен», «Травиата»… Только глухой их не знает. Но этой музыки он определенно не слышал никогда. И такого пения — тоже. Даже ерничающий по поводу и без повода Лысенко сидел рядом тихо, воздерживаясь от своих обычных комментариев.
И вдруг голос стих. Но, наверное, еще больше минуты никто не двигался, и Саша сидел неподвижно, словно в каком-то оцепенении. Стоявшая на сцене девушка обессиленно уронила руки. Наконец Савицкий сказал:
— Спасибо, Аня, молодец. Да… хорошо. Почти то, что я хотел. Но больше страсти, больше страсти! А в целом… в целом очень хорошо. Очень хорошо!
Лариса Столярова со стуком поставила стакан на стол, поднялась и молча пошла к выходу. Лысенко оглушительно кашлянул.
— Посторонние в зале! — Режиссер резко обернулся, увидел спину уходящей жены, потом разглядел сидящих в последнем ряду милиционеров.
— А… это вы…
— Мы пришли побеседовать с вами, Андрей Всеволодович. — Саша Бухин поднялся и чуть не столкнулся с проходящей мимо режиссерской женой.
Столярова выглядела измученной и расстроенной. Саше даже показалось, что она плакала. «Ну, немудрено после таких замечаний», — подумал Бухин.
Он пропустил приму, подошел к режиссеру и протянул руку. Тот вяло ее пожал. Очевидно, перспектива очередной беседы с докучливыми ментами не слишком его радовала.
— А что вы репетировали? — спросил Бухин не столько, чтобы начать разговор, сколько действительно заинтригованный необычным пением.
— Шостакович. «Катерина Измайлова». По «Леди Макбет» Лескова.
— Не слышал, — откровенно признался Бухин.
— Редко ставят, — пояснил Савицкий. — На сцене нашего театра, например, никогда не ставилась. Вот, хотим открыть сезон премьерой. А теперь все кувырком. Оксаны больше нет. — Он помрачнел еще больше и дернул углом рта. — Да… Лара, видите ли, капризничает… А Аня…
