— А ты, Мери?
— Мы никогда не ссорились, — вздохнула Мери.
Я встал:
— Спасибо вам, ребята, можете идти.
Они поспешно кинулись к дверям, только Каха немного замешкался.
— Скажите, пожалуйста, — спросил он, — а меня примут?
— Куда?
— В кружок.
— В какой кружок? — удивился я.
— В шахматный.
— Видишь ли в чем дело, Каха, я там уже не работаю. Но если ты хорошо играешь, я уверен, что тебя примут… Гизо, подожди-ка минутку, у меня к тебе один вопрос.
Гизо подошел.
— В самые последние дни кто из вас видел Паату?
— Каха, — не задумываясь ответил мальчик.
Пришлось снова вернуть уходящего Каху.
— Каха, ты был у Пааты накануне того дня, когда это случилось?
— Был, — Каха заметно волновался. — Мы собирались назавтра пойти на Тбилисское море, и я зашел узнать, пойдет ли с нами Паата.
— И что же он ответил?
— Обязательно, говорит, пойду, если пустят. Он очень обрадовался.
— Вспомни, пожалуйста, что еще он сказал.
— Он спросил, где мы собираемся и скоро ли вернемся.
— Ты не помнишь, он говорил «вернемся» или «вернетесь»?
— Нет, «вернемся», — твердо повторил Каха, — потому что он был уверен, что пойдет с нами, но мы все собрались утром, а его не было, тогда пришла классная руководительница и сказала, что…
— Все ясно… Ну и сумка у тебя, Каха! Ты что, на весь класс учебники носишь?
— Сумка-то у него всегда полная, а вот про голову этого не скажешь, — сострил Гизо.
Когда мальчики вышли, в кабинет вернулась Гванца Шелиава.
— Вы отпустили ребят?
— Да. Мне трудно с ними разговаривать.
— Я вам так благодарна за то, что вы тактично с ними обошлись. Особенно с Ингой… Признаться, я боялась, что вы… Словом, что вы дадите ей почувствовать… Она и так очень страдает. Садитесь, отчего вы стоите?
Я собирался уходить, но почему-то охотно сел. Я не мог сопротивляться обаянию ума и доброты, которое излучала Гванца, подобно тому, как цветущая липа источает аромат. Я был весь во власти одного желания: узнать, что кроется за этой удивительной внешностью, какие мысли и желания будоражат эту чуткую душу. Скажу больше — я уже не представлял себе, как я мог жить, не зная Гванцы Шелиава, и как буду жить дальше, не видя ее. Я твердил себе, что это глупость, что всякая красивая женщина вызывает желание побыть с ней подольше, не расставаться. Это все так. Но одно я знал твердо: впервые я встретил женщину, чье внутреннее содержание влекло меня значительно сильнее красивой внешности…
— Простите, я отнял у вас столько времени, — положительно в ее обществе я терял дар речи. Мне хотелось сказать, что я приду еще раз уточнить кое-какие обстоятельства, но вместо этого я произнес: — Какие славные у вас ученики.
