Итак, нужный социальный порядок был установлен и продержался до самого конца, все три летних месяца, пока мы пробыли на целине. Нам выдали армейскую палатку, огромную, на шестьдесят человек. И оставили нас посреди чистого поля. Ну, может, не совсем чистого. Стояли там реденькие ряды чахлых колосков, которые мы немедленно вытоптали, расставляя палатку. Вокруг, куда ни глянь, горизонт был невообразимо далеко. Метрах в пятистах стоял колок, небольшая лесная полоска, а перед ней совсем уже крошечный пруд, высыхавший прямо у нас на глазах. И то и другое хорошо послужило нам, особенно в первые дни.
Кое-какая еда у нас была припасена. Не много – десятка три банок консервов, несколько килограммов пшена, перловки и лапши, сколько-то муки, мешок картошки. На двадцать пять человек раз-другой перекусить. Денег, разумеется, ни у кого не было, но мы не слишком беспокоились: деньги были обещаны, как только мы начнем работать. А пока передвижное сельпо будет давать нам продукты в кредит.
Мы сложили очаг, наварили пшена, разогрели консервы, как следует наелись и пошли устраиваться в нашей просторной палатке. И даже не подозревали, что на ближайшие две недели как следует наедаемся обычной едой в последний раз.
Для начала нас поставили на легкую, простую работу. Привезли на ток и велели лопатить зерно. Зерно лежало длинными валами прямо на земле и выглядело готовым к помолу. Чего его «лопатить»? Грузить, что ли, куда-то? Вроде некуда, зернохранилища нигде поблизости не видать. Я сунула руку в ближайшую кучку и тут же выдернула ее с воплем. Внутри было обжигающе горячо. Из кучки потекла еле заметная струйка дыма. Сразу стало ясно, для чего лопатить. Элеватор имелся только в Кустанае. Грузовиков для перевозки не хватало. Невысушенное зерно лежало на земле по три-четыре дня, а то и неделю. Температура в сырой глубине потихоньку поднимается, зерно начинает тлеть. Если его не трогать, запросто может сгореть.
Нам выдали лопаты, назначили норму. Всех парней увезли на другие какие-то работы, а мы бодро взялись за дело. Осторожно снимали верхний, негорелый слой зерна, перебрасывали вбок, создавая новые кучи. На прежнем месте оставались длинные дымящиеся полосы хлебного пепла, кое-где проскакивали даже искорки, но быстро гасли.
Работа только поначалу казалась простой и легкой. Перчаток у нас, разумеется, не было. Уже через час почти у всех на непривычных ладонях образовались водянистые пузыри, еще через час ручки лопат терли уже голое мясо. Многие побросали лопаты, кто-то даже плакал от боли и усталости. Остальные кое-как махали лопатами до сумерек с небольшим лишь перерывом на обед. В перерыв никто не дал нам никакой еды, сказали, надо было с собой принести. Нормы оказались непосильны для большинства девушек, иные и четверти нормы не сделали, и только две или три дотянули до половины. А платили за эту работу мало. Когда к концу дня учетчик сказал, сколько примерно каждая получит, стало ясно, что большинство не заработало себе даже на завтрак.
