Между контуром и касанием, или касанием, вымещенным в контур, расположенным на периферии этих равенств, этих численных разнесенностей
Этому месту: от дальних границ к ауре помещений, к тому, что длилось, пока продолжалось вещание, пока постоянство оставляло буквы, оставленные самим себе, в центре всех ситуаций. Всех возвышений, фиксированных картой.
(Думаешь: картой, как формулой, как небывалым ветром на местности)
Оставленные самим себе, буквы, означив близость границ, укрывали все переменные (перемещения) дороги, теряющейся в темном пространстве, на неощутимом ветру.
Не в рамках действия, «книги остались сожженными», «текст так и остался несуществующим», этой печати действия, то, видимое, не перенесено и не явлено здесь.
Другие обращаются к собственным записям, временно не имея возможности продвигаться к границе.
Стр. 34, 585: пейзаж, нанесенный на пейзаж, свернутый втрое. Безжизненный, устраненный до взгляда, орган зрения.
Полярность движения – не океан, не траектория, предположение о наличии; карта – не знак, прозрачна.
Скажем, «в том или ином месте все происходит иначе». Так, или иначе, в другом месте, здесь.
Так, как могло быть написано: преждевременно, не вовремя,
не к месту. Иначе – возникшее еще до того требование перезаписи, указанное в корнях этих безумных линий начала. Возникающее до написанного, требование существующего возможного (разделить все на двойные послания)
Поле схватывания, не территория, не сон «эти руки не знают, как не знали бы, не знают того, что вокруг», это отсутствие света не сводится к темноте.
Мерный шум (отголосок), схожего с телом, сообразно построениям на плоскости, неподвижная ткань территории синтаксиса.
Схожего с камнем изображенного тела – выгоревшего изнутри произношения, как можно было увидеть – с тем, написанным.
«После чего мы принялись описывать руками, с помощью рук то, что находилось в отдалении» (см.: растительность, синхронистичность). После чего любая продолжительность переставала определяться.
