остается цветовое пятно, где наступить соединяет чертеж и
обратные стороны невесомого знака (в котором – здесь же —
невозможно выразить катастрофы для голоса).
Каким из них, как фраза толпы? Как переписать неузнавание.
Раскрывая ослепший взгляд утопией, где круг сводит одной
стороной к земле, другой – в пустоши цифр-объектов: дома,
увечье в партиях второго ряда, переломы стрел. Вступая
осадой, тебя поднимает обратно, где не остается лица,
помеченного грифелем буквой, долгий створ. Собери, вытесняя,
правду лиц. Наступает и наступить разводятся в открытое
возрождение – блеском тела-суда.
Как толпа поднимается в степенном разложении, проводит
радиус. Как фраза узнает бумагу, разгораясь в отмеченный
переход, а свет ударяется в угол, собранных полный, согласных,
последний, и, руки сложив к голове, их нет.
Здесь, говорилось далее, дорога теряется. То, что было ей, то, что можно было сказать. Сломанное движение, далее, сходит на нет. Мы оказывались тем, где нас можно было пересчитать.
Эти дикие цифры, слышимые – не разобрать, откуда; последовательности, по которым можно было узнать количество. Именно что – сложение общего тела, одного с другим, среди полного расщепления (за темнеющим городом), количеством тех, складываемых в уме, словно названий, частей.
Количество можно было не узнать, но осилить: так, отталкиваясь от видимого, от того, что было отлично от цвета основы (имя которой не найдено), путаться в определенном.
Эти страницы казались последним, на чем можно было расположить знание-сомнение, с тем условием, что их невозможно прочесть.
Далее продолжалось долгое описание самого действия, после того, как предел был достигнут. «Далее» оставались только условия действий, только цвет декораций руин.
Что ты думал, когда не смог описать это?
Эти страницы не бесконечны, если их невозможно прочесть. Чтение, которое можно забыть: «бесконечно располагая все варианты ответа, скрывать явное»; «что слышал».
Это начало чтения. Это середина страницы – эти надписи склеены посередине. Ты ответил на вопрос в середине? Что за вопрос был в начале?
Далее то, о чем «говорилось», становится тем, что «терялось». То, «что было ей»; что принадлежало, относилось к ней, количество листов, отмеченных сомнением
(в этом месте осталась единственная, не привязанная к общему числу длительностей, ссылка на поиск тех, что были до возникновения двух фигур, трех
фигур, сбившихся с перечисления: это один, кто ты, третий, один и один). Здесь, говорилось, ничего не было, здесь все отпечаток.
