А
Счет ламп или переход их одной
продолжительности листа вниз
словаря города и вещей
никто не составлял: его скорость
не есть геометрия. Что тело в надписях, за которыми видна
буквальность
продолжает спираль горла, отражения рта
говорящего: сравнение возможно,
но эта категория света не может иметь имени
Четырех утр меж тем, что должно быть начертано вихрем
но и он не способен иссохнуть
вне наших шагов
ты не можешь не слышать: это не шелест произносимого,
роспуск письма и флаги воды, технотеория пруда и recondite,
книги, забытые на обложке существ
Вещи казались, падали
на растение, выраженное в наброске
Перед тем, как здесь оказалось отражение, говоришь ты.
Пять языков расходились в стороны переворота, над
дымящимся корпусом цветового пятна, свернутого, как стена.
Там, где его нет, ветер несет страницы, листы, обернутые в звук
колебаний стен, пола, ссохшейся земли, покинутой каждым,
каждый из которых – фраза, подпись.
Мы пошли дальше и не видели там лес, не стояли,
рассматривая свои тени, пока прохлада безмыслия завершала
воспоминание о записи, в котором горели сосны, плавился лед,
настойчиво искажалась математика слога, который осаждал
произношение, пока я двигался в рассечении твоих
расплетенных волос, расходившихся волнами вокруг уводящих
горизонт плечей – то было сказанное, не увиденное – мы не
могли говорить, но слова составляли внутреннюю опору моста,
воображаемого перехода с одной пустоши на другую, где
шумовая завеса листвы терялась вдали, пока мы не покидали
страниц c импульсами солнечного массива (она то появлялась
в книге, то становилась дыханием), и я мог заметить,
как закатные декорации постепенно размежаются,
оставляя любовников в состоянии критического надрыва
отчаянно спорить об отрицании: нечто существовало
в доступности падающих лучей, получасовом ветре,
