В бараки пришел я вечером.
Поселок Мади ничем особенным не отличался от многих других мастерских точек, виданных мной за долгие разъезды по Амурской и Уссурийской тайге, три приземистых барака - в одном столовая и лавка, в двух других живут лесорубы.
Один барак - мужское общежитие, другой - смешанное: женщины и семейные.
Еще кроме этих бараков стояла маленькая избенка, покрытая корьем, - в ней складывались пилы, бочки с горючкой, тросы, запчасти к тракторам и всякий тряпичный хлам.
Пассара нашел я в столовой, он сидел при керосиновой лампе и пил густой, как деготь, чай. В помещении было жарко натоплено.
Максим расстегнул фуфайку, лицо его разопрело до красноты, от головы густо валил пар, как от самовара.
Из раздаточного окна выглянул щуплый смуглый человечек в белом колпаке с выпуклыми блестящими глазами.
- Ты озябла? - спросил он, улыбаясь, и подал мне кружку такого же черного дымящегося чая. - Бери, кушай!
- Дай ему поесть! - сказал Пассар.
- Картошка хочешь? Икра хочешь? - спрашивал меня повар.
- Давайте, что есть! - Я сел рядом с Пассаром.
- Попков тебя вез, да? - спросил Пассар.
- Попков.
- Застрял возле моста. Я трактор послал.
Распаренный, без шапки, с торчащими черными волосами, Пассар не казался таким уж юным, как давеча. К тому же на висках заметно пробивались иголки седины.
- Сколько же вам лет? - спросил я его.
- Тридцать семь.
- Что вы говорите! А я вам дал не больше двадцати пяти.
- Я капли водки не истреблял, - сказал Пассар.
Повар поставил на стол икру и картошку.
- Своя готовим. Кушай.
Икра, с пружинящей, точно вулканизированной кожицей, раскатывалась по зернышкам.
- Тоже нанай? - спросил я Пассара, когда повар ушел.
- Его узбек. Крепко сердился на вас Пинегин, - сказал Пассар, закуривая. - Везде, говорит, суется...
- Он что, сват или брат Мазепе?
- Почему?
- Горой за него стоит... покрывает.
- Мазепа план хорошо выполняет... Очень выгодно для района.
- Послушайте, Максим, вы же таежный человек... Выросли здесь. Неужели не жалко вам леса?
- Я уж привыкал.
- Рыба погибнет...
- Конечно... Нанай так говорит: рыба есть - и жизня есть, рыбы нет - и жизни нет.
Мы долго молчим, курим...
- Сначала я так говорил Мазепе: давай рубить все подряд... дорогу строить, дома строить. Плюнем на директора. План свой составим... А он мне сказал - дурак! Нас прогонят - других возьмут. - Максим смеется, крутит головой, потом внезапно замолкает и с грустью смотрит в темный угол. Рабочие бегут, понимаешь. Живем как в стойбище, через год поселки бросаем. Мужчины и женщины в одном бараке... Давайте, говорю, хоть столами отгородим - женатых в один ряд, холостых в другой. Тогда одна женщина встает и говорит: "А мне куда ложиться? Днем я холостая, а ночью женатая".
