— В моей хате?! Срам перед народом!
Ушинский ее уговорил, уверяя в сугубой секретности обыска, и постарался эту секретность обеспечить. Понятых подобрал в гостинице, приезжих командировочных: местные не сумеют сдержать языки.
Дарью вызвали утром с работы будто бы для дополнительного допроса. В хату к ней шли не гуртом, сперва Загаев с Ушинским, потом Хилькевич с понятыми. Загаев беседовал с унылой Дарьей, остальные осматривали сенцы, кухню, горницу.
— А что, Дарья Ивановна, вот эта вещица принадлежала мужу? — Ушинский потрогал транзисторный приемник на комоде.
— Не. Шуму Зиновий не любил. Брат с жинкой ночуют у меня, одной-то боязно в пустом доме… Брат живет в совхозе, двенадцать верст отсюда. Каждый вечер на мотоцикле приезжает. Братиево это радио.
Нашлись мужская куртка и сапоги, тоже Дарьиного брата, сорочка его жинки. Все, что принадлежало Зиновию Машихину, было неновым, потрепанным, обыкновенным, подозрений никаких не вызывающим. Ушинский продолжал осмотр спокойно, невозмутимо. Но, хорошо его зная, Загаев видел разочарование оперативника да и сам прикидывал, как станет оправдываться перед прокурором за бесполезный обыск. Ничего уже нс ожидая, толковал он с Дарьей о том о сем. На вдову нахлынули воспоминания, она разговорилась.
— Простая душа, незлобливый был. Компанию любил, даже если не дюже хорошая компания. Везде дружков найдет, садится с ними, бывало, где ни попадя, редко чтоб дома. На свои на кровные поил их.
— Опохмелялся?
— Ну, а как же. Только, бывало, глазыньки продерет да и лезет в подпол рассолом отпиваться. В подполье у меня бочонок с огурцами. Весь рассол выпил, сердешный, аж огурцы портиться стали. Посидит там в холодочке, а опосля в магазин потянется. Добрый был человек Зиня.
— Подполье мы еще не осмотрели. Извините, Дарья Ивановна, обязаны и подполье.
— Мне чего, шукайте, коли пришли.
Ушинский уже поднял люк в полу кухни, позвал понятого.
— Прошу и вас, Дарья Ивановна. Покажите, пожалуйста, как именно имел обыкновение усаживаться ваш муж.
— Як? Сидел, рассол пил… Стакан у него там…
Дарья вздохнула и полезла за Ушинским в подполье.
Загаев сидел в горнице, смотрел в окно поверх занавески на густые вершины яблонь и вишен. Обдумывал, что же теперь делать, где и что искать. Напротив машихинского стоял дом стариков-пенсионеров, покосившаяся хатка с запущенным, задичалым садиком. Загаев представил себе мысленно весь этот квартал: слева, на порядке Машихиных, красовался справный шлакоблочный дом наладчика с швейной фабрики, а справа, метрах в ста, ударными темпами шла стройка, возводили новый корпус этой фабрики. Впрочем, соседи тут ни при чем — Зиновия не дома ведь убили.
