— Князь, а князь, — позвал его Мирослав.
Даниил открыл глаза.
— Гость к тебе знатный прибыл. С самого Риму.
Даниил приподнялся:
— С Риму? Опять по мою душу…
— Не пронюхали ли они, что ты город заложил? Может, противу будут?
— Им-то что? Моя земля, Русская, — князь запрыгал на одной ноге, натягивая портки. — Город я там заложил, чтобы в Европу обеими ногами вступать. Из наших лесов да болот, чай, не шибко видно, как мир живет. Они радоваться должны. К ним ближе буду. Торговлю наладим. Такие же кузни, как у них, строить станем. Хочу мастеровых людишек к себе пригласить: голландцев, немцев, евреев. Пусть они и у нас дела налаживают. Оружие пусть делают, кольчуги, латы. Да другую разную мелочь.
Дядька ядрено крякнул:
— Ну, хватил! Хотя… молодец! Правильно. А то косу или вилы жди, когда купчина пожалует. Да еще обдерет, как липку. Дома каменные надо.
— Будут и дома каменные, если татарня не помешает. Мы им, — он шутя погрозил пальцем на запад, — покажем! К нам поедут учиться.
Дядька рассмеялся:
— Ишь, куда твоя мыслишка кинулась. Бояре тебе могут помешать. Они на тебя давно зуб имеют.
Князь был уже одет. Выглядел свежо, помолодевши.
— Знаю. Веры у меня к ним нет после их предательства. Но свой город я им не отдам. Отстрою, и будет Холм княжим градом. От татар подальше и к Польше ближе.
Они шли не торопясь по скрипучему от сухости песку, обходя густые заросли.
— Да-а-а… — неопределенно протянул дядька. И вдруг спросил:
— Скажи, Даниил, как думаешь, татарин придет сюда?
Даниил задумался. Сорвал травинку. Сунул ее в рот. Пожевав, откусил жеваный конец.
— Не знаю, право, Мирослав, что тебе и ответить. Но боюсь, что явятся. Не будь их, я бы этого треклятого римлянина… Я знаю, чего они от меня хотят.
Дядька выжидающе посмотрел на князя. Даниил отвернулся:
— Чтобы я поменял веру.
— Да ты что? — Мирослав аж присел. — Гони ты тогда его в три шеи. Ишь чего захотели!
— И прогнал бы. Да время не то. Вот мы сейчас стоим у реки, речи разные ведем, а Батый, может быть, рать собирает. А я один как перст. От своих, русичей, помощи не дождешься. От Михаила… Да что тебе объяснять, ты лучше моего знаешь. Даже собственных бояр, и то опасаться приходится. Вот тебе и «гони». А прослышат все, что я Рим обидел, духом воспрянут. Поймут, что папа обиды не забудет. Не то венгров, не то еще кого пришлет. Может, того же самого Батыя. Руки у папы длинные. Мы ведь не утки, не уплывем. Ну что, пошли?
— Пошли, — неохотно сказал Мирослав.
