А вот сообщение испанца о нашем плене – Ридруэхо рассказывает об одном бежавшем пленном испанце,
«очень молодом солдате-пехотинце, который был захвачен в плен русскими и который, волшебным чутьем, вернулся, пройдя через лес. Он спасался в бесчисленных убежищах, которые летучие отряды русских соорудили в лесу и в которых он находил провизию… Солдат рассказывал, что попал в плен с несколькими другими и был переправлен в тыл, а оттуда на грузовике вывезен к северу, возможно, к Ленинграду. Его подвергли бесчисленным допросам, умеренно избивали, оскорбляли и унижали, но без жестокости. Затем его направили в рабочий лагерь вблизи линии фронта. Там использовался кнут. Он убежал и смог добраться до леса и, что удивительно, сориентировался внутри его лабиринта, а затем, измученный, прибыл сюда…»(С. 229).
Мы оставляем за скобками стихи Ридруэхо, написанные им в России и навеянные русскими картинами, как и многие вопросы, касающиеся жизни собственно Голубой дивизии, а также его пребывания в Берлине. Упоминаемый нами «Доклад» Совинформбюро содержит ряд фактов, касающихся формирования, социального состава, маршрута, морального состояния Голубой дивизии. В целом, за небольшими уточнениями, его содержание не противоречит сведениям, имеющимся в «Русских тетрадях» Ридруэхо[39].
К русским сюжетам Дионисио Ридруэхо возвращается в книге, посвященной его видению будущего Испании[40]. В «Объяснении» к этой книге он пишет следующее:
«У меня была счастливая возможность в 1941 г. завербоваться, чтобы сражаться в России. В другом месте этой книги я откровенно провозглашаю, какова была моя позиция в эти дни в отношении мирового конфликта, с каждым днем разрастающегося. Я выехал из Испании как убежденный интервент, перегруженный всеми националистическими предрассудками, убежденный, что нищета и бедность Испании зависят от англо-французской гегемонии, что фашизм может представить собой модель для национальной Европы; что советская революция была главным врагом, которого необходимо разрушить или подчинить каким-либо способом и т. д. Но наряду с этим (С. 19) простым объяснением моей личной позиции я не могу не сказать о другой стороне вопроса. То, что для многих было вербовкой в Россию, для меня явилось разрешением некоторого жизненного конфликта, созданного разного рода обязательствами и связями с женщинами; тем или иным способом отхода от практической жизни. То есть помимо акта политического это было для меня бегством от повседневных противоречий и постоянного чувства неудовлетворенности, которое во мне производила испанская политика.
