От протопопа Аввакума до Федора Абрамова: жития «грешных святых» в русской литературе | страница 43
На вопрос Подростка об отношении его собеседника к греху самоубийства Макар Иванович, вздохнув, отвечает:
Самоубийство есть самый великий грех человеческий <…>, но судия тут – един лишь Господь, ибо ему лишь известно все, всякий предел и всякая мера. Нам же беспременно надо молиться о таковом грешнике. Каждый раз, как услышишь о таковом грехе, то, отходя ко сну, помолись за сего грешника умиленно, хотя бы ты и не знал его вовсе, – тем доходнее твоя молитва будет о нем.
Но слушатель сомневается: «А поможет ли ему молитва, если он уже осужден?» и слышит в ответ:
А почем ты знаешь? Многие, ох, многие не веруют и оглушают сим людей несведущих, ты же не слушай, ибо сами не знают куда бредут. Молитва за осужденного от живущего еще человека воистину доходит. Так каково же тому, за кого совсем некому молиться? Потому, когда станешь на молитву, ко сну отходя, по окончании и прибавь: «Помилуй, Господи Иисусе, и всех тех, за кого некому помолиться». Вельми доходна молитва сия и приятна…
Взгляд, несомненно, далекий от ортодоксальности, но ему не откажешь ни в убежденности, ни в последовательности, ибо определила его логика сердца, уверовавшего, что Бог есть Любовь![163]
Художественное развитие этот этический принцип получает в уже упоминавшемся рассказе Макара Ивановича о гордом купце и мальчике-самоубийце (13, 313–322). Итоговое значение этого рассказа подчеркнуто и повествователем. Он не только вынес его в отдельную главку, завершающую главу, целиком посвященную страннику Макару Долгорукому, но и привел эту историю в прямом изложении самого народного сказителя. Это своего рода духовное завещание Макара Ивановича, способствовавшее благотворным изменениям в душе его приемного сына, Подростка[164]. Большое значение придавал «рассказу о купце» и Ф. М. Достоевский, не только старательно работавший над естественностью народной речи своего героя (и здесь пригодилась писателю его «Сибирская тетрадь»), но и нередко читавший этот фрагмент романа на своих публичных выступлениях.
Исследователи неоднократно отмечали, что неосуществленный замысел Ф. М. Достоевского с характерным заглавием «Житие великого грешника» нашел свое отражение в идеях и образах трех его последних великих романов. «Рассказ о купце», несомненно, одно из наиболее ярких тому свидетельств[165]. Действительно, в галерее великих грешников Достоевского купец Максим Иванович, наделенный подчеркнуто грубой фамилией «Скотобойников»