Здесь-то и вводилась «ликвидация» кулачества. Это означало две вещи. Зажиточный крестьянин подлежал, во-первых, экспроприации – его земля и имущество, иначе говоря, переходили в собственность колхоза, а во-вторых, депортации. Кулаков с этой целью подразделяли на три категории. Тех, кто оказывал активное и организованное сопротивление, надлежало отправлять в концентрационные лагеря. Вторую группу «наиболее богатых кулаков» следовало высылать в отдаленные и малопригодные для проживания местности. Все остальные должны были изгоняться из деревень и переселяться на новые участки за пределами колхозных массивов, на малонаселенные и невозделанные земли. Выработанные специальной комиссией, вроде комиссии Яковлева, эти инструкции, однако, не публиковались. Официальное постановление от 1 февраля 1930 г. в общем виде предоставило областным властям право применять «все необходимые меры борьбы с кулачеством». Да и поступили эти инструкции с опозданием, когда раскулачивание проводилось уже во многих районах местными властями по собственной инициативе или, как выразился один из секретарей обкома, Варейкис, «на свой страх и риск». С января 1930 г. оно стало лишь более систематическим: в каждом районе были образованы «тройки», включавшие секретаря райкома, председателя райсовета и местного руководителя ГПУ, задачей которых было составление списков лиц, подлежащих экспроприации и депортации.
Коллективизаторское неистовство
Среди областей развернулось состязание – кто наколлективизирует больше. В этом всеобщем вихре ускорения, еще более усложнившем ситуацию, свою роль сыграла и боязнь оказаться обвиненным в причастности к бухаринской оппозиции, как признавался позже Калинин. Даже при ударных темпах коллективизации в соответствии с замыслом Сталина и при повсеместно неблагоприятных для нее объективных условиях обстановка, в которой она проводилась, довольно значительно отличалась от района к району. Одна обстановка складывалась в районах с преобладанием технических культур или в южных степях с экстенсивным производством зерновых, где были крепче связи с рынком, сильнее укоренился мелкий сельский капитализм, легче было использовать машинную технику; и совершенно другая – в северных областях, где крестьяне жили в небольших селениях, разбросанных на большом расстоянии друг от друга, либо в зонах кочевого скотоводства, где население, ко всему прочему, было нерусским. Если обобщить, то можно сказать, что в районах первого типа предпосылки для коллективизации были менее враждебными, нежели в районах второго типа.
