Лаура(не сводя с нее взгляда). Как у вас глаза… накрашены. Не стыдно?
Марта. Да… да… Вы правы. Но Энрике так нравится.
Лаура. Чистое лицо теперь редко встретишь. Небось и волосы крашеные, так ведь?
Марта. Видите ли…
Лаура. Не надо, не говорите. Предпочитаю этого не знать.
Марта. Как вам угодно. (Пауза.) Дождь все льет?
Лаура. Вы очень проницательны.
Марта. Ах! У вас такая замечательная семья. Энрике мне столько о вас рассказывал… Я в восторге от вашего дома! Какой мир, какой покой. Вас, Лаура, я представляла… Не знаю, но совсем другой: в очках, увядающей, и ростом пониже… И вдруг: молодая женщина, красивая, в соку, веселая, и не замужем оттого лишь, что верна семейным обязательствам. Я вами восхищаюсь! Думаю, мы будем подругами.
Лаура. Очень сомневаюсь. У меня никогда не было подруг.
Марта. А вы, донья Адела, — пример истинной матери, молчаливая, самоотверженная, образец героизма. Убеждена, когда-нибудь вам поставят памятник, не хуже чем какому-нибудь эстремадурскому конкистадору. И знаете: это кресло вам очень идет, необыкновенно. Оно вас молодит… оживляет. По правде говоря, четыре колеса обладают загадочной властью над людьми, и нам, женщинам, они всегда кстати.
Адела. Это кресло мне вместо тарантаса.
Марта. Я бы много отдала за то, чтобы вырасти в такой семье… Энрике завоевал мое сердце рассказами о вас. Так романтично!
Адела. Раньше было еще романтичнее. На балконе росла герань, но Лаура не поливала, и она засохла.
Марта. Я бы мечтала кончить свои дни в доме, как этот, в таком же кресле. Как я вам завидую, донья Адела!
Адела. Ладно, дитя мое, благодарствую. Будь у меня костыли под рукой, я бы вам показала — сгоняла бы по коридору до кухни, пол там ровный-ровный. Не поверите, иногда я развиваю скорость до четырех километров в час. Правда, дочка? Скорость — мое единственное порочное пристрастие.
Марта. Ничего странного. Лаура, будьте добры. Я бы хотела помыть руки.
Лаура. Вон в ту дверь.
Марта. Большое спасибо. Я сейчас вернусь. (Уходит в ванную комнату.)
И тотчас же обе женщины набрасываются на ее сумку. Лаура открывает сумку.
Адела. Скорее, детка. Могут войти.
Лаура(достает бумажник и паспорт, открывает паспорт, читает). Марта Гарсиа, по мужу — Молинос. Мама! Ты слышишь? По мужу — Молинос.
Адела. Я так и знала. Непорядочная женщина, сразу видно. Прячь скорее. Прячь!
Входит Энрике. Все уже убрано на место.
Энрике. Бедный дедушка! Очень плох. Думаю, долго не протянет.
Лаура. И этот — то же. Сразу видно — врач… Все вы, доктора, твердите одно и то же, а он в таком состоянии уже три месяца.
