На исходе третьей недели, когда Степан Степанович возвращался с завода, он обнаружил на проходной вахтера Кривошеева в полном и абсолютном смятении.
- Я три недели, - воскликнул несчастный вахтер, - бьюсь над вопросом, который ты мне, Степан Степанович, задал, и не могу найти ответа. Ради всего святого, ответь мне: "В чем смысл прибытия Бодхидхармы в Китай?".
- Ответ такой: никакого смысла! - бросил мимоходом Степан и поспешил на последнюю электричку.
36. Когда ранним утром Степан пришел на завод, Виктор Иванович Кривошеев был уже другим человеком. Все его взгляды на мир полностью переменились. Он поклонился Степану Степановичу и сказал, что намерен удалиться в леса или горы, не теряя ни минуты.
- Хочется побыть одному, - он сказал, - посидеть на природе без всякого дела.
Но Степан ему посоветовал оставаться на проходной.
- Время военное, Виктор Иванович, завод секретный. Не уходи, а то найдут и расстреляют. Зачем тебе это надо? А заводская проходная - идеальное место, где посредством созерцания можно освободиться от рождений и смертей и обрести силы для преображения этого мира в царство будды.
С этими словами Степан Степанович раскрыл серебряный портсигар, подаренный ему лично председателем Президиума Верховного Совета, членом Политбюро ЦК товарищем Калининым, и угостил Виктора Ивановича Кривошеева папиросой "Герцеговина флор".
37. У Степана Степановича Гудкова все фотографии, какую ни возьми, носили несерьезный характер. Особенно одна - он там уже в зрелом возрасте сидит у окошка в платке, по-бабьи подперев голову рукою.
Но речь тут пойдет не о нем, а о девице Луше по фамилии Беленькая, домработнице из деревни. Она жила у Матильды со Степаном и помогала Матильде по хозяйству. Когда началась война, Степан Степанович устроил ее посудомойкой в их заводскую столовую, чтобы Луше доставались хлебные карточки. Жила она по-прежнему у них в доме в поселке Старых Большевиков и переписывалась с фронтовым солдатом Пашей.
Луша с Пашей переписывались четыре года, и такое между ними все это время царило взаимопонимание, что уже между строк Пашиных писем отчетливо проглядывало: "...а когда мы покончим с фашистской чумой и я вернусь с фронта, мы обязательно встретимся и заживем иной счастливой жизнью...", чуть ли он уже не писал ей: с тобой, моя милая Луша!
Он только настойчиво в каждом письме просил прислать фотографию, ведь они никогда не виделись. Луша все собиралась пойти в фотоателье, да ей было здорово некогда.
