Наконец – король… Я долго не понимал его как цель, как приз. Это представление было напрямую трансплантировано из моих постельных войн в шахматную доску. И оно устраивало меня, пока я просто играл в шахматы, даже когда стал гроссмейстером. Но, готовясь к матчу с Робертом Фишером, сопоставляя его видение шахмат со своим, имея время не просто осмысливать конкретные шахматные позиции, чем профессионал занят большую часть своего рабочего времени, но и поразмышлять о шахматах, как о системе ценностей, – я понял, почему подсознательно фигура короля у меня всегда вызывала неудовлетворенность. Быть просто целью – для него мелко, быть жертвой – и вовсе глупо. Ведь он наделен не только исключительными полномочиями, но и исключительными возможностями. Другого такого бойца еще поискать. Если он – королева в миниатюре, значит, он тоже совершенство. А совершенство всегда обладает колоссальным энергетическим зарядом, следовательно – всегда служит организатором пространства…
Так я пришел к идее биполя в организации своей шахматной позиции. Когда в ней проявились два полюса – не только королева, но и король, – она получила новое сцепление и новую энергию. Значит – и целостность ее (близость к совершенству и способность самосовершенствоваться) стала порядком выше.
Впрочем, это отдельный разговор, к моему детскому становлению отношения не имеющий.
О том, как я был приобщен к шахматам, из зрителя стал участником игры, в нашей семье существует забавная легенда.
Напомню, что мне было отказано в этом праве из опасения, что шахматы могут стать чрезмерной нагрузкой для моих детских мозгов. Но – знать, как ходят фигуры, быть по призванию игроком – и не играть в шахматы?.. Это невозможно. И я стал играть сам с собою. Вначале только иногда – война, созданная мною и развивавшаяся вместе со мной, удовлетворяла меня вполне. Но в шахматах была неотразимость новизны и загадочность еще не познанного мною смысла. Я постепенно втягивался в них. Расставлял фигуры и ходил поочередно то белыми, то черными. Как это делал мой отец с друзьями.
Подозреваю, что первые десятки этих партий были калькой кроватной войны, просто вместо одеяла шахматы двигались, соблюдая правила, по черно-белым полям. Правда, пришлось слегка подкорректировать привычную стратегию: пешки не ходят назад, – этот принцип приучал к ответственности за каждый выпад моих верных солдат. Основной же план и действия остались неизменными, поэтому любое соприкосновение враждебных фигур заканчивалось кровопролитием. Поляна пустела с пугающей быстротой. Но когда с обеих сторон оставалось всего по нескольку воинов, и каждому теперь был особый счет, я умерял свой пыл и останавливался.
