Но прежде чем я нанес ему увечье, всю мою кровожадность как рукой сняло. Я ловко увернулся от нового удара, но при этом схватил его за грудки — нарочно сделав это неуклюже, — и его меч тотчас проткнул мне руку. К несчастью, оружие оказалось не настолько тупым, как я полагал. На конце, все три грани сходились и были заострены — надо думать, для эффективности укола, — так что я получил полное представление о его оружии ценой двух порезанных пальцев.
Порезы жутко болели. Уворачиваясь от нацеленного на меня острия, я с трудом вспоминал, за кого должен себя выдавать и какие действия предусмотрены моей ролью. Ну, то, что я не был Мэттом, невинным фоторепортером, — это уж точно! Однако кто бы ни был мои визави, ему не удастся меня убить — или подвергнуть проверке, коли это входило в его задачу, — даже если он на это надеется. И, конечно же, я не был Мэттью, респектабельным мужем Элизабет Хелм и отцом трех маленьких Хелмов. Эта глава-страница моей жизни была перевернута или будет — коль скоро вынесенный судом вердикт окончателен. И я не был Эриком, агентом Мака, хладнокровным убийцей — еще не пришла пора вытащить этого джокера из колоды, ибо я еще не настиг свою жертву, и мне было запрещено действовать даже в том случае, если бы я ее нашел.
В моем репертуаре оставалась только роль секретного агента Хелма, героя с крепкими кулаками, кому все нипочем, защитника демократии, чьих миловидных партнерш избивали и убивали прямо у него на глазах, малость поумневшего оперативника, больше доверяющего дурацкому ножичку, нежели силе своих хилых кулачищ. Правда, было время, когда он выказал определенное умение обращаться с некими видами оружия, ведь его бы не послали на такое задание, если бы он был совершенно беспомощным. Мне не особенно нравился этот парень: он выглядел, прямо скажу, порядочным недоумком, но у меня был свой интерес в том, чтобы он оставался цел и невредим.
— Mordare! — рычал коротышка. — Грязный убийца. Свинья!
Если он и отыгрывал номер, то вкладывал в свою игру всю душу. Он уже разошелся не на шутку. В свое время он явно занимался фехтованием, но заточенные и остроконечные орудия убийства всегда были моим коньком. С тех пор как в детстве я играл с деревянным мечом и щитом, сделанным из пустой табачной коробки, я пристрастился к стальным лезвиям. Револьвер или винтовка, в конце концов, ни для чего не пригодны, кроме как для убийства. А ножом, как поговаривают старые волки, когда тебе больше нечем себя занять, всегда можно по крайней мере поточить карандаши.
