Игнатьев, в свое время возглавивший органы, сменив Абакумова, поинтересовался у Сталина, что ему делать с Н.И. Эйтингоном. Сталин сказал: «Убрать из МГБ». Как убрать? Уволить? Сталин ответил: «Я не говорил – уволить. Я сказал – убрать». Понимаете, ему нельзя позволить шататься по улицам, сидеть на скамеечке, беседовать с другими пенсионерами, он слишком много знает и опасен для общества.
– Внутреннее самоощущение чекистов и мафиози тоже близки?
– Несомненно. Та же внутренняя клановость, ощущение принадлежности к мощной организации, чувство избранности – все это свойственно чекистам до сих пор. Эта система действительно нереформируема.
– Как же все-таки получилось, что верный пес Статна Ежов, выполнивший самую тяжелую и грязную работу; был уничтожен ?
– У Ежова в центральном аппарате своих было не так уж много. Собственно, своей гвардии он не смог сюда привести. Хотя и она бы его не спасла…
– А как же северокавказцы?
– Этих достаточно было, семнадцать из них возглавили республиканские и областные НКВД. Также Ежов опирался и на чекистов – выходцев с Украины. Заместитель Ежова М. П. Фриновский там в свое время начинал карьеру, а затем переместился на Северный Кавказ.
Вот интересный пример с одним из протеже Фриновского Г.С. Люшковым. На него давал показания Ягода. Фриновский, выслушав его, заявил: я не верю показаниям Ягоды. И это, очевидно, не было записано в протокол – в конце концов, дело следователя, что и как записывать. Так Люшков не попал в любимое сталинское чтение – протоколы допросов, и тем спасся. Однако на исходе второй волны репрессий он преподнес очень неприятный сюрприз Ежову: узнав, что его ближайший сотрудник в Москве арестован, он бежал в Маньчжурию. Ежов страшно переживал и очень боялся докладывать об этом Сталину. Перебежчика такого уровня еще не было: комиссар безопасности третьего ранга, почти генерал-лейтенант. Он вполне благополучно жил и работал в Японии, давал интервью, обширные показания. Его убили японцы накануне прихода наших войск. Лучше дали бы ему возможность бежать в Америку – он бы писал себе мемуары и рассказывал, как дело было. Л юшков, вне всякого сомнения, кровавый человек. Знал он чрезвычайно много и о структуре органов, и о механизмах принятия решений, но так ничего и не рассказал. А мог бы поведать о системе расстрелов «по лимиту», о четкой разнице между операциями, скажем, национальными, когда людей высылали и расстреливали по решениям комиссии (Ежов и Вышинский) в Москве, и операциями против бывших кулаков, уголовных и антисоветских элементов – судьбу этих решали тройки на местах, и приговор тут же приводился в исполнение. Мы все это поняли, только работая с архивами сейчас, в 90-е годы. А мир мог бы это знать уже в 38-39 году.
