Вот уже девять лет, как они вернулись из монастыря. Девять лет,… а будто только вчера. Нури приехала раньше. Аскольд привёз её в Москву, поселил у своего приятеля (у того пустовал маленький летний домик близ Пирогово33), помог получить нехитрую работу на местной лодочной станции и укатил обратно. Ему так было нужно. А ей? Ей тоже было нужно … так. Ей всегда было нужно то, что важно для него.
Она родилась и воспитывалась в семье, где издревле, ещё от далёких-далёких татарских предков исповедовали ислам. Род её уходил корнями глубоко, густо прорастал многочисленными ответвлениями из юрты Великого Могола. Когда в пылу какого-нибудь спора или даже конфликта Нури начинала сердиться, то упредительно предостерегая оппонента, легко и беззлобно шутила, будто вот-вот в ней готов проснуться дедушка Чингисхан. Трудно, часто невозможно было незадачливому спорщику вычислить по её большим зелёным глазам, сколько же шутки действительно таится в этом предупреждении. Многие опрометчиво попадались и были биты, вовремя не соразмерив обаяние изумрудных восточных очей с неиссякаемым духом вольного степного ветра, унаследованного ею посредством хитроумной игры крови от великого завоевателя вселенной. Нурсина конечно не походила на дикую, необъезженную кобылицу, она была невысокой, хрупкой, очаровательной, исключительно доброй и отзывчивой девушкой. Но твёрдость и своенравие характера великого предка, всплывающие взрывоопасной волной в минуты решительных действий, ей передались в полной мере.
Нури нельзя было назвать набожной или хотя бы осознанной мусульманкой. Скорее она была просто верна традициям исламской семьи. Она свободно, как заправский мулла, совершала намаз34 по-арабски, хотя абсолютно не владела этим языком и не понимала ни слова из того, что произносит. Просто так было нужно, а значит должно. Выпорхнув однажды из родительского гнезда, она со временем отошла от исполнения религиозных обрядов, постов и даже мусульманских праздников. А связав свою жизнь с Аскольдом, Нюра стала легко отзываться на русское имя, ей нисколько не претило наличие в их доме православных икон и посещение мужем церкви. Рождество и Пасху они праздновали вместе, хотя и вкладывали в эти события разное значение. Для Нюры это были просто праздники со сбором многочисленных аскольдовых друзей и хлебосольным шумным застольем. Но свинину кушать она так и не научилась. Ни в каком виде. Да Богатов ничуть и не принуждал её, не настаивал на искусственном оправославливании подруги. Он уважал её веру, её привычки, ценил в ней её национальный колорит, искренне почитал и даже любил её родителей. Их брак не был светским. Ну, разве только немного. Скорее межконфессиональным. Они довольно часто и подолгу разговаривали на религиозные темы, рассказывая, разъясняя друг другу особенности своих вероисповеданий, радовались обнаруженным совпадениям и общим моментам, не спорили о разногласиях. А чего о них спорить? Известно, что непримиримое отстаивание истины – лучшее средство для умножения распрей. Истина же вовсе не нуждается в отстаивании. Она незыблема. Она лишь хочет, чтобы в ней пребывали.
