– Ты что тут делаешь, девочка? – спросила она, приблизившись.
Ребёнок никак не отреагировал на вопрос, казалось, не слышал его вовсе. Нюра сделала ещё шаг и слегка коснулась плеча девочки.
– Почему ты одна? Где твоя мама?
Та нервно дёрнула плечиком, освобождаясь от ненужного ей контакта, и вновь замерла. Она явно не хотела никого видеть, ни с кем разговаривать, в этом мире сейчас для неё не было никого кроме себя самой. Такое поведение насторожило Нюру…, но почему-то не обидело, даже не задело. Она обошла ребёнка и присела на корточки, пытаясь заглянуть в глаза. Но девочка отвернулась всем телом и вновь уставилась в невидимую точку в стороне от женщины.
«Нет. Так её не пронять», – подумала Нюра, а вслух произнесла неожиданно даже для себя.
– Ты двойку получила и не знаешь, как это пережить? – женщина опустила взгляд и на миг ушла в какие-то свои сокровенные мысли. – Вот и я тоже получила… Даже не двойку, а самый кошмарный кол. Наверное, заслуженный…, но такой обидный.
– Неправда… Тётеньки не получают двоек… – девочка почему-то ослабила оборону и повернулась к Нюре. – Взрослым вообще не ставят оценок. Зачем вы обманываете?
– Ставят, подружка, ещё как ставят, – нисколько не удивилась контакту женщина, будто именно так всё и должно было случиться. – Только учителя у них строже, и оценки их больнее. Не в дневник, а в самое сердце.
– Как это? – заинтересованно спросила девочка.
– Вот так, – охотно ответила Нюра, – красными чернилами глубоким росчерком, – она подняла влажные от слёз глаза и погрузилась взглядом в полные сострадания, такие же большие и зелёные глаза девочки. – Только ведь сердце не дневник, его не закопаешь в куче строительного мусора.
– А откуда вы знаете, что я закопала дневник?
– Знаю. Сама закапывала, когда была такой же, как ты теперь.
Девочка уже не старалась отвернуться, уйти от общения, но напротив, жадно поедала прозорливым детским вниманием эту странную тётеньку, которая всё знает. Она даже присела на корточки подобно своей новой знакомой, подсознательно желая придать беседе больше интимности.
– И вы тоже хотели умереть? – спросила она тихо и доверительно настолько, насколько способен к искренности неискушённый предприимчивой мирской мудростью ребёнок.
– Очень хотела, – ответила ей в унисон Нюра. – Я и сейчас хочу. Только нельзя мне.
– Почему?
– Мама очень расстроится,… а маму огорчать никак невозможно. Ты же понимаешь, подруга?
– Понимаю, – с глубоким вздохом согласилась девочка и опустила глаза.
