Мужчина смотрел ей глаза в глаза тем своим бездонным, неподкупным взглядом, в котором она прочитала безоговорочно раз и навсегда: ЛЮБИТ. Уж кто-кто, а Нюра знала этот взгляд и всегда верила ему безгранично. В Аскольде могли врать слова, поступки часто приводили в недоумение, молчание сбивало с толку, но глаза не врали никогда, они попросту не умели лгать.
Машина стояла на парковке перед подъездом их дома. Вокруг кипела бурная жизнь выходного дня, может статься, последнего погожего дня в этом году. Люди гуляли, наслаждались ласковым солнышком, тащились, нагруженные поклажей, на прощальные в этом сезоне пикники в лес. Только в салоне богатовского автомобиля жизнь, похоже, остановилась, замерла в неведении – куда, в какую сторону ей предстоит продолжить своё течение. Двое в машине, мужчина и женщина, всё ещё муж и жена молчали обречённо, не решаясь поставить точку. А точка напрашивалась сама собой, ставить её было необходимо, и ставить сейчас же, немедленно.
– А всё-таки ты страус, Аскольд, – Нури говорила тихо, спокойно, отрешённо, будто ничего в этой жизни уже не имело для неё значения. – Если не можешь решиться ты, решу я. Уходи… Если любишь, так иди и добивайся своей любви… А меня оставь в покое, как я оставляю тебя с твоей любовью. Только не забывай, пожалуйста, что я безработная и не имею никаких средств к существованию. Я, естественно, завтра же начну искать работу, а пока ты должен будешь меня содержать. Много мне не надо, я не собираюсь паразитировать на твоей любви – мне необходима лишь оплата квартиры и обеспечение сносного питания. Ты знаешь, ем я мало. Надеюсь, за восемнадцать лет совместной жизни и всем тем, что нам довелось пережить вместе, я заслужила, чтобы ты не вышвырнул меня на улицу как котёнка?
Нури замолчала. Молчал и Аскольд. Минуты капали с потолка автомобиля густой, тягучей смолой.
– Ну что ты молчишь?
– Мне некуда идти… Совсем некуда…
– А это меня не касается. Прости, но не я создала такую ситуацию. Любишь кататься, люби и саночки возить.
Богатов сидел неподвижно, словно мумия, положив руки на руль и упёршись взглядом сквозь лобовое стекло в беспросветную, бездонную даль горизонта. Что она предвещала ему, о чём пророчествовала, он не видел, не слышал, не понимал. Впереди, где-то далеко-далеко сверкала его лучистая звёздочка, но расстояние до неё было настолько огромным и казалось настолько непреодолимым, что ближайший, завтрашний день рисовался Аскольду серым, непроглядным туманом.
