«Танк с номером семнадцать на броне ворвался в село, занятое фашистами. Смяв гусеницами противотанковое орудие, «тридцатьчетверка» с ходу подбила головной танк из контратаковавшей ее группы «тигров». Умело маневрируя между строениями немецкого села, танкисты еще двумя меткими выстрелами вывели из строя второй «тигр». Круто развернувшись, «семнадцатый» пошел на «фердинанда» и, опередив его, выстрелом повредил гусеницу. Следом загорелся и третий «тигр». Но «тридцатьчетверку» качнуло от прямого попадания в башню. Танк запылал. Два королевских «тигра» и «фердинанд» открыли огонь, стремясь расстрелять русский танк в упор, а командир «тридцатьчетверки» бросил горящую машину на врага и сгорел вместе с «тиграми».
На братской могиле однополчане установили обгоревший танк с цифрой 17 на броне…»
Первое, что осознал ошеломленный Шныриков, — нет Мишки! Неужели нет его Мишки, долговязого, застенчивого крепыша с пшеничным цветом волос? В это не верилось. Он просто не хотел этому верить.
Когда-то Михаил восхищался мужеством героев финской войны, а теперь вот сам стал героем…
— Ты слышал? — подошел Рудой. — Только передали: у озера Балатон закончились бои. Фрицы разбиты. Сорок тысяч пленных солдат и офицеров. Триста орудий и минометов, — перечислял Сергей, — полтыщи танков. Ты что молчишь, Коля? Случилось что?
Шныриков протянул газету.
— Мишка? — взглянул Рудой.
Николай не ответил. В памяти всплыло хмурое утро осени сорок первого, заиндевелый гранит Мавзолея, военный парад. Они с Михаилом в походных колоннах на Красной площади слушали напутственную речь Верховного Главнокомандующего. Крупные хлопья снега падали на лица и каски солдат. «…Пусть вас вдохновляют в этой борьбе образы наших великих предков — Александра Невского, Кузьмы Минина, Дмитрия Донского, Александра Суворова и Михаила Кутузова…»
Потом полки шли через Красную площадь на передовые позиции, грудью прикрывали Москву.
Среди ополченцев было много товарищей Николая, рабочих из паровозного депо. Где-то рядом находился и дядя Алексей. Но они не встретились. Пограничный полк вступил в бой к вечеру. Отделение, где был пулеметчиком Шныриков, оседлало дорогу, с трудом отбивая атаки гитлеровцев.
Поначалу Шныриков оробел. Надвигавшиеся танки показались ему неуязвимыми. Они угрожающе приближались. Николай отчетливо видел грязно-белые кресты и зеленые мундиры гитлеровцев, сидевших на броне. «Стреляй!» — крикнул Шнырикову сержант.
Голос командира прогнал минутное замешательство. Злость сменила страх.
