Коттеджный поселок на улице Демьяна Бедного встретил Кривенцова лаем собак, воем сигнализации и легким матерком вахтера, который пытался популярно объяснить Кривенцову, что чужие здесь не ходят. Окрыленный собственным романтизмом Геннадий Петрович щедро закрыл сторожу рот: он дал один доллар, хотел даже потребовать немного сдачи, но передумал. Предстоящая встреча с Валечкой начисто отбивала давешние грустные мысли о сексопатологе. У калитки Кривенцов ослабил узел галстука, во дворике чуть расстегнул рубаху, на крыльце, скромно оглянувшись, начал возиться со штанами. Он чувствовал высокий душевный подъем и стремление дублировать постельные сцены самого Челентано.
— Это я! — громко сказал Гена, трогая ручку открытой двери. В конце концов, он ведь был джентльменом и не собирался застукать свою единственную женщину, чтобы потом неизвестно зачем волноваться. — Это я, кто не спрятался, я не виноват. Валя, ты что, оглохла?
Приходила пора обидеться — она игнорировала его звонок, она не выбежала его встречать, она молчала, когда он с цветами был в ее доме Что за шутки? Не хочешь — не надо. Мучить-то зачем?
— Я могу уйти, если мне здесь не рады.
Гена обиженно засопел и застегнул одну пуговичку на брюках, купленных прошлой осенью у спекулянта, который воровал брак торговой фирмы Жана Поля Готье.
Тихо. В доме было предельно тихо. Так тихо, что даже страшно. Гена выбежал на улицу и метнулся к вахтеру.
— В семнадцатый дом кто-нибудь входил-выходил? — нервно спросил Гена.
— А тебя там что? — Вахтер прищурил хитрый пропитой глаз. — Раздели, что ли? Так я спал. Вот все время и спал. Что я, дурак?
— Дед, пошли со мной, — предчувствуя неладное, попросил Гена и протянул сторожу еще одну бумажку в один доллар. Зачем переплачивать?
— Это можно. Только я и потом скажу, что спал. Понял? В семнадцатый, говоришь? Так тихо там. Там всегда тихо, если ты про это…
Взволнованный Кривенцов едва поспевал за ушлым дедом, ранее служившим в войсках особого назначения.
— Гляди — открыто? Ты, что ли? Эй, есть кто-нибудь? — Дед быстро зашагал по темному коридору в сторону зала с камином, где раньше так любил посиживать Гена. — Так ты, что ль, бабу пришил? Смотри какой! А свидетель тебе зачем? Не, я на это дело не подпишусь. Так каждый день придется кому-то в свидетели идти. Обстановка у нас, знаешь, нервная. Эй, ну чё не проходишь? Не стесняйся. Не страшно пока. Теплая она…
Противно задрожали коленки, тюльпаны один за другим, как живые, начали выпрыгивать на махровый французский половичок. Гена было наклонился, чтобы их поднять, и почувствовал острый приступ тошноты. Да что такое? Что за напасть? Не может быть! Осторожно ступая по отлакированному паркету, он вошел в комнату и увидел ее. Одетая как на работу, уже накрашенная и начесанная Валентина сидела в кресле. На шее у нее болтался дамский чулок.
