— Она любит тебя как старая лесбиянка!
— Да, странно, — удивился Гена, пытаясь уклониться от выполнения супружеской обязанности: раньше ссылка на игры с Валечкой всегда сходила ему за оправдание.
— Да! Как старая лесбиянка своего ребенка.
Голос Людочки не предвещал ничего хорошего, Гена поразмыслил и согласился.
— Лесбиянка, так лесбиянка. Как скажешь, — выдохнул он, поворачиваясь на бочок.
— Тогда пусть перепишет на тебя свое имущество, — прошептала Людочка, занося небольшой, но активный кулачок над его ухом.
— А ты ее убьешь? — удивился тогда Гена.
— Да ты сам ее в могилу сведешь. Плевать!
Дальше были слезы и ничего такого интересного.
Но мысль об имуществе Кривениову понравилась. На правах хозяина он мог бы даже при жизни владелицы организовать там любовное гнездышко. Ах, как это было бы романтично. Прудок с ежемесячным всплытием трупа, лесок, где жарили шашлыки и охотились на диких кошек, заросли кустарника, оборудованные под летние домики бомжей. Но партнер Миша строго-настрого заказал Гене такие гнусные игры.
Кто бы его послушал…
Геннадий Петрович прислонился ухом к телефону и набрал номер Валентины. В трубке ныли длинные скучающие гудки. Часы натикали десять и нагло побежали дальше. В приемной было пусто, холодно и одиноко. Как ни странно, но за эти восемь лет Гена привык к Валентине даже больше, чем к собственной жене. Получалось даже, что без Людочки он мог, а без Валечки… Нет, надо срочно звонить сексопатологу.
Последняя прочитанная Геной книга была как раз о психологии оговорок и случайных мыслей. Если все, что там написано (а Гена привык верить печатному слову), правда, то надо покупать «вирго», «кремлевскую таблетку» и на крайний выход — механический эректор. Черт с ним, лишь бы не опозориться.
— Гена, где она, я тебя спрашиваю? Где? Мне уже ехать пора! Что говорить, надо же посоветоваться. — Миша был вне себя: щеки стали красными, а зеленые глаза замутились болотной тиной. — Ты вообще понимаешь, что происходит? И чем это может для нас кончиться?
Кривенцов вяло кивнул, думая, что их с партнером шансы попасть за решетку сведены к равным. Один — один. Так, может, это заговор?
— Я сейчас же поеду. Все, машину мне! Машину!
— И полцарства в придачу. На машине поеду я, а ты пешком, — скомандовал Миша и скрылся из виду.
Еще лучше! Гене полезен свежий воздух и весенние короткоюбочные пташки. Гене пора влюбиться, выбрать новую жертву и почувствовать себя именинником. Если бы этот сухарь знал, какое это счастье — между столбиками цифр видеть родное, еще не приблизившееся для поцелуя лицо, ноги и грудь, то он бы умер от скорби по собственной жизни. Геннадий Петрович вышел на улицу и расправил грудь, плавно переходящую в живот, кровь разлилась по всему телу и забурлила. Не доверяя прочности, а главное — чистоте уличных знакомств, Гена зашел в кафе на предмет прощупывания контингента. Гена чувствовал себя мойщиком золота: только он был способен среди прыщавых девиц разглядеть наивную душу, а среди душевных бальзаковских дам — нетронутые старением тела. В кафе под названием «Ромашка» ему повезло не очень, его держал то ли гомосексуалист, то ли многодетный грузинский отец. Обслуживали смурные темные мальчики с явным кавказским выговором. Кроме растворимого кофе и пепельниц, сделанных из ручных гранат, любовно распиленных надвое, здесь подавали шашлыки, деловые новости и итоги разборок. Ничего интересного. Геннадий Петрович грустно вздохнул, прикинул возможные расходы на такси и решил проехать троллейбусом, но купить своей, наверное, заболевшей Валечке что-нибудь экзотическое. Немного поколебавшись между салоном «Интим», где задаром отдавали мужские достоинства, и фирменным магазином французской косметики, где задорого скрывали женские недостатки, он купил букет тюльпанов и влез с ним в маршрутное такси — гулять, так гулять!
